carpe diem
Название: «Её зовут Китнисс Эвердин»
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: «Голодные игры»
Пейринг: Гейл/Китнисс
Жанр: гет (самую малость)
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
Предупреждение: POV
От автора: а я всё равно верю в них гораздо больше, чем в Пит/Китнисс
читать дальше
Её зовут Китнисс Эвердин.
Мы встретились, как помню, четыре года назад. Осенью, прохладным октябрьским днём. Я ставил в лесу ловушки – конечно, охота в дистрикте-12 запрещена. Но мама, младшие братья и сестра – быстро забудешь о правилах.
К вечеру в мои силки угодило достаточно кроликов и ещё кое-каких мелких зверят. Я обходил ловушки, цепляя добычу к поясу, – и вдруг, у одной петли, заметил девчонку.
Маленькая. Это было первым, что я подумал тогда о Китнисс. Маленькая, младше меня на пару лет, тонкая и хрупкая – вот-вот рассыплется. В старой, ни раз заплатанной одежде, с косой длинных тёмных волос. Помню, как испуганно она зыркнула на меня. Как отскочила – назад, быстро, стоило мне сказать два слова.
- Как тебя зовут? – спросил я, подходя ближе.
Она ответила - тихо, едва разборчиво себе под нос. Мне послышалось – «Кискисс».
- Ты что, не знаешь, Кискисс, воровство у нас наказывается смертью?
- Китнисс. Я не собиралась воровать. Просто хотела посмотреть, как устроена ловушка.
- А белка у тебя откуда?
- Подстрелила.
Помню, как Китнисс делала вид, что спокойна. И голос – ровный, равнодушный донельзя. Ну, так ей казалось. А я слышал – нотки подозрения, испуга, настороженности. А больше всего – вызов.
Не сказать, чтобы я сразу проникся к ней. Нет, напротив – мы долго ходили кругами друг возле друга, притираясь, привыкая, деля лес на двоих.
Для меня было давно и точно – лес мой. Никто из наших не рисковал пробираться за ограду. Несколько лет я охотился в одиночку, и вот теперь – девчонка.
Помню, в тот, первый раз, мы говорили с ней об охоте. О луке, который смастерил для Китнисс отец. И решили, что я расскажу ей, как делать ловушки, а она - добудет мне лук со стрелами.
Честно говоря, я давно хотел научиться стрелять. И дал согласие.
Весело, если представить, с каким подозрением мы тогда таращились друг на друга. С каким напряжением в голосе говорили. Наверное, и Китнисс меня видела, как я её, - чужаком. Кем-то посторонним, незнакомым, вторгшимся на личную территорию.
Позже, дома, я вспомнил – это не первая встреча с Китнисс. Я видел её. В дистрикте, давно, когда ходил в Дом правосудия получать награду за отца. Китнисс была там. Ей, как мне, сунули в руки медаль – значит, и её отец погиб при взрыве в шахту…
Китнисс приходила в лес каждое утро. Он большой, конечно, лес – и не всегда мы натыкались друг на друга. Но постепенно я выяснил, где она предпочитает охотиться, где собирать ягоды и травы, а где – отдыхать после трудной работы. Как обещал, научил её делать из проволоки ловушки. Она же, взамен, отдала мне прочный тугой лук своего отца.
И вот, после первого обмена услугами, я понял – мы многому можем научить и научиться.
Я отвёл Китнисс в места, где всегда хорошо клевала рыба. Смастерил ей удочку из толстых веток, показал, как нужно забрасывать, подсекать и снимать добычу с крючка. Китнисс объяснила мне, какие растения можно использовать дома, а какие – ядовиты. Моментами, после охоты – но, в конце концов, мы стали охотиться вместе.
А однажды – помню отчетливо, хотя едва ли смог бы объяснить причину – пришёл момент, когда мы поняли – команда.
Не чужаки больше, нет. Не охотники, делящие территорию, изредка меняющиеся навыками и знаниями. Напарники. Товарищи. Команда.
Добыча, с тех пор, стала делиться у нас поровну. Часть – мне и моей семье. Часть – матери и сестре Китнисс. И не важно было, кто что поймал – неизменно на две равные доли.
Поначалу мы просто охотились вместе, но потом стали говорить. Про всё. Про Жатву, Игры и жестокий Капитолий. Про оружие, ловушки, про места, где больше водится дичь. Про наши семьи. Просто – про всё, что стукнет в голову. Появилось даже «наше» место – уступ высоко над долиной, в окружении густого кустарника. Там мы встречались, смеялись и болтали обо всём на свете.
Я начал наблюдать за Китнисс. В лесу. В дистрикте. На улицах, на рынке, в классах и коридорах школы.
У Китнисс густые тёмные волосы, сплетённые в тугую косу. У неё глаза серого цвета, смуглая кожа, и всегда пыльная, старая одежда в заплатках. Китнисс не заботит, как она выглядит. Китнисс не беспокоится, что о ней могут подумать другие.
Её отец, как мой, погиб при взрыве в угольных шахтах. Китнисс одна кормит семью – маму и младшую сестрёнку, Прим. Но терпеть не может, если кто пробует пожалеть её. Резко, почти зло отказывается от любой помощи. Я помню – женщина-торговка из Котла предложила ей кусочек хлеба. По-доброму, правда желая помочь. Китнисс глянула на женщину так, словно хотела убить на месте. И ушла, даже не посмотрев на хлеб.
«Глупо» - сказал я тогда ей. Но, на самом деле, - я восхищаюсь Китнисс Эвердин.
Она сильная. Мне часто кажется – не важно, что случится, а Китнисс выживет и семью свою сумеет прокормить. Она ловкая. Легко скользит между стволами деревьев, прыгая через камни, кочки и корни. Она меткая. Целит добыче прямо в глаз – и никогда не промахивается.
Китнисс может быть слабой. Помню, однажды она упала в глубокий овражек и подвернула ногу. Я на спине нёс её домой.
Ей было больно. Я видел, как крепко она сжимает зубы, как капли пота блестят на её висках.
Конечно, Китнисс никогда не признается в слабости. Уверен, заплачь она, и скажет – соринка в глаз попала. Да, Китнисс ни за что не подтвердит – ей больно. Но, впрочем, мне не надо – я вижу сам.
В глазах торговцев с рынка Китнисс – глупая маленькая девочка. Помню, ни раз они обводили её вокруг пальца, донельзя завышая цены при покупке – и занижая при продаже. По началу Китнисс верила, легко попадаясь на их обман. Тогда я стал ходить на рынок с ней, осторожно - иначе с ней нельзя – забрав торговлю в свои руки.
Китнисс ненавидит Капитолий. Она сама, может быть, толком не знает, насколько глубоко. Помню, как слушал её гневные, отчаянные жалобы, помню, как она в голос возмущалась власти Капитолия, бедности нашего дистрикта… и Играм, конечно, Играм.
Китнисс боится Жатвы. Само собой, она никогда не признавалась мне в этом. Но я видел. Видел, что её глаза блестят, словно в лихорадке, когда мы встречаемся после церемонии на нашем месте. Что пальцы рук мелко, едва заметно дрожат. Что она не идёт – летит по лесу, будто спасаясь бегством от Дома правосудия, листков с именами и всей системы Голодных игр.
Китнисс боится. За Прим – скоро и её очередь участвовать в Жатве. За меня. Она и за себя боится, конечно, - но это последнее, о чём Китнисс когда-нибудь скажет мне.
Китнисс не хочет попасть на Игры. Они пугают её – до ужаса, до отчаянного, дикого ужаса. Она привыкла держать свои чувства под замком. Но мне, впрочем, не надо – я вижу сам.
После Жатвы мы обычно сидели с ней на уступе, нашем уступе. Грели лица в лучах заходящего солнца. И передразнивали Эффи Бряк, её тонкий, забавный выговор – «… и пусть удача всегда будет на вашей стороне!». И смеялись – над всем, над любой мелочью. Мне кажется, две стороны было у этого смеха – натянутые нервы и глубокое, абсолютное облегчение. Ещё год. Ещё год можно жить спокойно.
Её зовут Китнисс Эвердин. Я люблю её.
Не могу сказать, когда это чувство, это слово пришло ко мне. Когда всё изменилось. Может быть, после очередной Жатвы, на уступе над долиной? Или во время охоты, спиной к спине, прикрывая друг друга? Или там, в дистрикте, на рынке, торгуясь и сбивая цену на зерно?
Не знаю. Это просто случилось. В какой-то миг я перестал считать её напарницей, товарищем и другом.
Люблю. Так легко признаться себе, но Китнисс…
Сейчас я могу только называть её «Кискисс». Нет, не лично – себе самому, в мыслях. Она, помню, ещё в начале злилась на меня, что я коверкаю её имя. Но как, как объяснить ей, что «Кискисс» - не для того, чтоб поддразнить её? Как объяснить, что «Кискисс» - эта та маленькая, настороженно-испуганная девочка из леса, которую нужно защищать и беречь?
Сегодня Жатва перед семьдесят четвёртыми Голодными играми. Мой последний год. А ещё через два – последний год Китнисс. Да, она боится Игр, - но не могу передать словами, как я боюсь их. Не за себя, нет – пойду, если выпадет жребий. Боюсь за Китнисс.
Два года. Пережить сегодняшнюю Жатву, а потом ещё два года – и мы будем свободны. От Игр. От липкого, едкого страха в груди. Может быть, тогда, через два года, я сумею признаться ей. Найду в себе силы сказать, пустить это чувство, это слово на волю. Может быть, у нас всё будет хорошо, мы с Китнисс поженимся, заведём семью… Или, всё-таки, сбежим из дистрикта-12. В лес, в луга и горы – не имеет значения. Мы сбежим. И наши дети будут жить в другом, хорошем мире, где нет ни Капитолия, ни Жатвы, ни тессер и Голодных игр.
- А мы ведь смогли бы, как думаешь?
- Что?
- Уйти из дистрикта. Сбежать. Жить в лесу. Думаю, мы бы с тобой справились.
Только перетерпеть сегодняшнюю Жатву. И два года за ней. В коцне концов, ни Китнисс, ни меня не выбирали ещё ни разу с двенадцати лет. Быть может, Эффи Бряк права – удача на нашей стороне?
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: «Голодные игры»
Пейринг: Гейл/Китнисс
Жанр: гет (самую малость)
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
Предупреждение: POV
От автора: а я всё равно верю в них гораздо больше, чем в Пит/Китнисс
читать дальше
Её зовут Китнисс Эвердин.
Мы встретились, как помню, четыре года назад. Осенью, прохладным октябрьским днём. Я ставил в лесу ловушки – конечно, охота в дистрикте-12 запрещена. Но мама, младшие братья и сестра – быстро забудешь о правилах.
К вечеру в мои силки угодило достаточно кроликов и ещё кое-каких мелких зверят. Я обходил ловушки, цепляя добычу к поясу, – и вдруг, у одной петли, заметил девчонку.
Маленькая. Это было первым, что я подумал тогда о Китнисс. Маленькая, младше меня на пару лет, тонкая и хрупкая – вот-вот рассыплется. В старой, ни раз заплатанной одежде, с косой длинных тёмных волос. Помню, как испуганно она зыркнула на меня. Как отскочила – назад, быстро, стоило мне сказать два слова.
- Как тебя зовут? – спросил я, подходя ближе.
Она ответила - тихо, едва разборчиво себе под нос. Мне послышалось – «Кискисс».
- Ты что, не знаешь, Кискисс, воровство у нас наказывается смертью?
- Китнисс. Я не собиралась воровать. Просто хотела посмотреть, как устроена ловушка.
- А белка у тебя откуда?
- Подстрелила.
Помню, как Китнисс делала вид, что спокойна. И голос – ровный, равнодушный донельзя. Ну, так ей казалось. А я слышал – нотки подозрения, испуга, настороженности. А больше всего – вызов.
Не сказать, чтобы я сразу проникся к ней. Нет, напротив – мы долго ходили кругами друг возле друга, притираясь, привыкая, деля лес на двоих.
Для меня было давно и точно – лес мой. Никто из наших не рисковал пробираться за ограду. Несколько лет я охотился в одиночку, и вот теперь – девчонка.
Помню, в тот, первый раз, мы говорили с ней об охоте. О луке, который смастерил для Китнисс отец. И решили, что я расскажу ей, как делать ловушки, а она - добудет мне лук со стрелами.
Честно говоря, я давно хотел научиться стрелять. И дал согласие.
Весело, если представить, с каким подозрением мы тогда таращились друг на друга. С каким напряжением в голосе говорили. Наверное, и Китнисс меня видела, как я её, - чужаком. Кем-то посторонним, незнакомым, вторгшимся на личную территорию.
Позже, дома, я вспомнил – это не первая встреча с Китнисс. Я видел её. В дистрикте, давно, когда ходил в Дом правосудия получать награду за отца. Китнисс была там. Ей, как мне, сунули в руки медаль – значит, и её отец погиб при взрыве в шахту…
Китнисс приходила в лес каждое утро. Он большой, конечно, лес – и не всегда мы натыкались друг на друга. Но постепенно я выяснил, где она предпочитает охотиться, где собирать ягоды и травы, а где – отдыхать после трудной работы. Как обещал, научил её делать из проволоки ловушки. Она же, взамен, отдала мне прочный тугой лук своего отца.
И вот, после первого обмена услугами, я понял – мы многому можем научить и научиться.
Я отвёл Китнисс в места, где всегда хорошо клевала рыба. Смастерил ей удочку из толстых веток, показал, как нужно забрасывать, подсекать и снимать добычу с крючка. Китнисс объяснила мне, какие растения можно использовать дома, а какие – ядовиты. Моментами, после охоты – но, в конце концов, мы стали охотиться вместе.
А однажды – помню отчетливо, хотя едва ли смог бы объяснить причину – пришёл момент, когда мы поняли – команда.
Не чужаки больше, нет. Не охотники, делящие территорию, изредка меняющиеся навыками и знаниями. Напарники. Товарищи. Команда.
Добыча, с тех пор, стала делиться у нас поровну. Часть – мне и моей семье. Часть – матери и сестре Китнисс. И не важно было, кто что поймал – неизменно на две равные доли.
Поначалу мы просто охотились вместе, но потом стали говорить. Про всё. Про Жатву, Игры и жестокий Капитолий. Про оружие, ловушки, про места, где больше водится дичь. Про наши семьи. Просто – про всё, что стукнет в голову. Появилось даже «наше» место – уступ высоко над долиной, в окружении густого кустарника. Там мы встречались, смеялись и болтали обо всём на свете.
Я начал наблюдать за Китнисс. В лесу. В дистрикте. На улицах, на рынке, в классах и коридорах школы.
У Китнисс густые тёмные волосы, сплетённые в тугую косу. У неё глаза серого цвета, смуглая кожа, и всегда пыльная, старая одежда в заплатках. Китнисс не заботит, как она выглядит. Китнисс не беспокоится, что о ней могут подумать другие.
Её отец, как мой, погиб при взрыве в угольных шахтах. Китнисс одна кормит семью – маму и младшую сестрёнку, Прим. Но терпеть не может, если кто пробует пожалеть её. Резко, почти зло отказывается от любой помощи. Я помню – женщина-торговка из Котла предложила ей кусочек хлеба. По-доброму, правда желая помочь. Китнисс глянула на женщину так, словно хотела убить на месте. И ушла, даже не посмотрев на хлеб.
«Глупо» - сказал я тогда ей. Но, на самом деле, - я восхищаюсь Китнисс Эвердин.
Она сильная. Мне часто кажется – не важно, что случится, а Китнисс выживет и семью свою сумеет прокормить. Она ловкая. Легко скользит между стволами деревьев, прыгая через камни, кочки и корни. Она меткая. Целит добыче прямо в глаз – и никогда не промахивается.
Китнисс может быть слабой. Помню, однажды она упала в глубокий овражек и подвернула ногу. Я на спине нёс её домой.
Ей было больно. Я видел, как крепко она сжимает зубы, как капли пота блестят на её висках.
Конечно, Китнисс никогда не признается в слабости. Уверен, заплачь она, и скажет – соринка в глаз попала. Да, Китнисс ни за что не подтвердит – ей больно. Но, впрочем, мне не надо – я вижу сам.
В глазах торговцев с рынка Китнисс – глупая маленькая девочка. Помню, ни раз они обводили её вокруг пальца, донельзя завышая цены при покупке – и занижая при продаже. По началу Китнисс верила, легко попадаясь на их обман. Тогда я стал ходить на рынок с ней, осторожно - иначе с ней нельзя – забрав торговлю в свои руки.
Китнисс ненавидит Капитолий. Она сама, может быть, толком не знает, насколько глубоко. Помню, как слушал её гневные, отчаянные жалобы, помню, как она в голос возмущалась власти Капитолия, бедности нашего дистрикта… и Играм, конечно, Играм.
Китнисс боится Жатвы. Само собой, она никогда не признавалась мне в этом. Но я видел. Видел, что её глаза блестят, словно в лихорадке, когда мы встречаемся после церемонии на нашем месте. Что пальцы рук мелко, едва заметно дрожат. Что она не идёт – летит по лесу, будто спасаясь бегством от Дома правосудия, листков с именами и всей системы Голодных игр.
Китнисс боится. За Прим – скоро и её очередь участвовать в Жатве. За меня. Она и за себя боится, конечно, - но это последнее, о чём Китнисс когда-нибудь скажет мне.
Китнисс не хочет попасть на Игры. Они пугают её – до ужаса, до отчаянного, дикого ужаса. Она привыкла держать свои чувства под замком. Но мне, впрочем, не надо – я вижу сам.
После Жатвы мы обычно сидели с ней на уступе, нашем уступе. Грели лица в лучах заходящего солнца. И передразнивали Эффи Бряк, её тонкий, забавный выговор – «… и пусть удача всегда будет на вашей стороне!». И смеялись – над всем, над любой мелочью. Мне кажется, две стороны было у этого смеха – натянутые нервы и глубокое, абсолютное облегчение. Ещё год. Ещё год можно жить спокойно.
Её зовут Китнисс Эвердин. Я люблю её.
Не могу сказать, когда это чувство, это слово пришло ко мне. Когда всё изменилось. Может быть, после очередной Жатвы, на уступе над долиной? Или во время охоты, спиной к спине, прикрывая друг друга? Или там, в дистрикте, на рынке, торгуясь и сбивая цену на зерно?
Не знаю. Это просто случилось. В какой-то миг я перестал считать её напарницей, товарищем и другом.
Люблю. Так легко признаться себе, но Китнисс…
Сейчас я могу только называть её «Кискисс». Нет, не лично – себе самому, в мыслях. Она, помню, ещё в начале злилась на меня, что я коверкаю её имя. Но как, как объяснить ей, что «Кискисс» - не для того, чтоб поддразнить её? Как объяснить, что «Кискисс» - эта та маленькая, настороженно-испуганная девочка из леса, которую нужно защищать и беречь?
Сегодня Жатва перед семьдесят четвёртыми Голодными играми. Мой последний год. А ещё через два – последний год Китнисс. Да, она боится Игр, - но не могу передать словами, как я боюсь их. Не за себя, нет – пойду, если выпадет жребий. Боюсь за Китнисс.
Два года. Пережить сегодняшнюю Жатву, а потом ещё два года – и мы будем свободны. От Игр. От липкого, едкого страха в груди. Может быть, тогда, через два года, я сумею признаться ей. Найду в себе силы сказать, пустить это чувство, это слово на волю. Может быть, у нас всё будет хорошо, мы с Китнисс поженимся, заведём семью… Или, всё-таки, сбежим из дистрикта-12. В лес, в луга и горы – не имеет значения. Мы сбежим. И наши дети будут жить в другом, хорошем мире, где нет ни Капитолия, ни Жатвы, ни тессер и Голодных игр.
- А мы ведь смогли бы, как думаешь?
- Что?
- Уйти из дистрикта. Сбежать. Жить в лесу. Думаю, мы бы с тобой справились.
Только перетерпеть сегодняшнюю Жатву. И два года за ней. В коцне концов, ни Китнисс, ни меня не выбирали ещё ни разу с двенадцати лет. Быть может, Эффи Бряк права – удача на нашей стороне?
@темы: фанфики
Голливудские издания корректно называют Джейсона Фридберга и Аарона Зельцера сценаристами «Очень страшного кино». К сожалению, кроме этого фильма, на счету дуэта работа над пародийными поделками «Киносвидание», «Очень эпическое кино», «Знакомство со спартанцами» и «Вампирский засос». Режиссеры нашли новую тему для очередного проекта, который по аналогии с предыдущими можно назвать «Очень голодные игры» (The Starving Games).
«Я сильно изменился. Ношу костюмы только от лучших дизайнеров, постоянно летаю на частном самолете, — шутит Джош в интервью с MTV News по поводу его нового статуса суперзвезды. — Я не изменился».
Это середина ленивого пасхального дня, когда Лиам Хемсворт поднимает телефонную трубку в Лос-Анджелесе. Последние несколько дней он отдыхал от всего, после целого месяца постоянных поездок с промо-туром нового хита, «Голодные игры», в котором он играет Гейла Хоторна.
