Эльфы крови - высшая раса!
Название: Безмолвная
Автор: Селена Агатсума
Бета: Нет, но нужна.
Фэндом: Коллинз Сьюзен «Голодные игры»
Персонажи: Лавиния и выдуманные
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: Мини
Статус: закончен
Саммери: История безгласой, Лавинии, выдуманная и чуть измененная. Лавиния - не капитолийка, а дочь мэра 10 дистрикта. Но ведь Китнисс могла и ошибаться?
Примечания автора:
Мой первый фик по этому фандому. Насколько история в него вписалась - судить вам. Если кто укажет ошибки или отбетит - буду рада.
читать У любого из обитателей двенадцати дистриктов есть сотни причин ненавидеть май.
У Лавинии, дочери мэра десятого дистрикта, их на одну больше.
И сейчас, стоя среди стройной, обманчиво тихой толпы, где каждый – ребенок ли, подросток или старик, пытается за маской равнодушного спокойствия скрыть бушующую, неистовую панику, Лавиния силится мыслями отделиться от всех, вспоминая свою, личную, такую глупую и нелепую перед грядущим моментом Жатвы.
Она скользит взглядом по разношерстной толпе, пытаясь отыскать в обманчивом вихре красок фрагмент спокойной белизны, но глаза упорно предают ее, заставляя видеть пред собой лишь яркие пятна. Слишком много цвета для дальнего дистрикта, и эта яркость буквально бьет по глазам. Повсюду броские, радостные флаги так не подходящие к тягостной атмосфере гнетущего ожидания. Слишком много мишуры для места, которое впору украсить черными траурными лентами. Непривычные, праздничные наряды, так глупо выглядящие на бедняках, совсем не сочетаются с прикушенными до крови губами, отчаянно наломанными дрожащими пальцами и мертвенно-бледными лицами. А вид ведущей, которая, завершив последние приготовления, поднимается по помосту на сцену, и вовсе ослепляет.
Она другая, написанная не грубыми штрихами поломанных карандашей, а тонкими мазками изысканной краски. Лавиния, забыв о своем намерении, жадно разглядывает невиданное здесь узкое платье, обтягивающее стройное тело ведущей второй кожей. Кожей змеи, а может выведенной на потеху жадным до изысков моды капитолийцам какой-то новой рептилии? Жителям десятого, занимающимся преимущественно скотом, не часто доводится видеть диковинных тварей. Интересно, а высокие пучки сине-зеленых волос, закрученные в подобие извилистых рогов, так же должны напоминать о специализации дистрикта? Впрочем, маловероятно. Быть символом – задача трибута, а не сопровождающего.
Позволив себе невольно залюбоваться капитолийкой, Лавиния совершает другую, еще более непростительную ошибку, позволив тщательно скрываемой от себя самой мысли выйти на поверхность.
Капитолий, сияющий, прекрасный, далекий манил ее с самого детства. Лавиния никогда не говорила об этом ни одной живой душе, но, сколько она себя помнила, она всегда грезила о столице с ее роскошью и блеском. Еще ребенком она поняла, что такие мысли стоит держать при себе, но, тем не менее, она мечтала хотя бы на день пожить в этом краю вечного праздника и беззаботности. Но ей оставалось лишь украдкой наблюдать за этим далеким миром с экранов, ловя обрывки фраз отца. У мэра были хоть и слабые, но все же связи со столицей, а Лавиния пользовалась этим, жадно внимая его рассказам, будоражившим ее воображение. Впрочем, иногда она думала, что отец втайне хочет того же. Взять хотя бы имя ее – Лавиния. Обычно детей отдаленных дистриктов не называют капитолийскими именами.
Лавиния втайне гордилась им, пытаясь хоть в чем-то быть похожей на капитолийку. Большая часть девушек никогда не пользовались косметикой, а в одежде предпочитали практичные, неброские цвета. Лавиния же могла позволить себе немного большее. Странные наряды, что доставал из столицы отец, необычный макияж в сочетании с ее блестящими темно-рыжими волосами мгновенно выделяли девушку из толпы, превращая ее в центр всеобщего внимания. Но у этой медали была и оборотная сторона. Кроме удивления, Лавиния с лихвой ощущала на себе и непонимание, переросшее в одиночество. Одноклассники никогда не посмели бы сказать ей и слова, но старались держаться от странной девочки подальше. Лавиния и сама замечала, что раздражает их. Многие из них, вынужденные работать наравне с родителями, откровенно завидовали ее безбедному положению, а ее странности так и вовсе делали ее чужой для этих детей. Поэтому она не винила школьников, сторонившихся ее. Она и сама понимала, что именно порождает ее неправильные желания, с которыми она не могла бороться. Ей было скучно. Она выросла в достатке, купаясь в любви отца, исполняющего все ее прихоти. У нее было то, чего не было у бедняков, желающих выжить – время. Слишком много времени. Немногие могли позволить себе роскошь тратить время на скуку, и Лавиния была одной из этих счастливиц, не понимающей своего счастья.
Только двое всегда были искренне рады ей. Один из них, ее возлюбленный, сейчас обнимает ее, ласково гладя по волосам, пытаясь успокоить. Впрочем, в том, что Ксандер, чья семья из-за близости к власти так же не задавалась вопросами выживания, считал причуды Лавинии забавными, не было ничего удивительного. Он и сам порой ловил на себе косые взгляды из-за падающих чуть ниже плеч светлых волос и небрежно поблескивающих колец в ухе.
А вот другая…
Лавиния вздрагивает всем телом.
- Тише, - шепчет Ксандер, привлекая ее к себе, - С тобой все будет хорошо. Всего пять бумажек, помнишь?
Она кивнула. Шестнадцать лет. Пять записок с их именами. У них не было практически никаких шансов стать жертвами этого отвратительного праздника, но память услужливо подкидывала случаи, когда трибутами бывали выбраны совсем еще дети – двенадцатилетние - из-за одной единственной бумажки.
Но лучше думать об этом, чем глазеть на кислотные губы ведущей и совсем не слышать ее слов, сокрушаясь о том, что нет способа увидеть Капитолий. Дура! Лавиния и сама ненавидит себя за эти мысли, прекрасно понимая, что это мысли предательницы. Вместо того, что бы восхищаться неземной красотой мегаполиса, она должна вспомнить, на что столица обрекла свои дистрикты.
Увидеть Капитолий. Какая отвратительная мысль.
Способ ведь есть, верно? Прямо здесь и сейчас. Просто протянуть руку и сказать несколько простых слов.
Нет! Каждую жатву Лавиния обещает себе забыть порочные мечты, прекрасно понимая, насколько они чудовищны.
Но и страх, пришедший им на смену, ничуть не лучше. Лавиния погружается в свои собственные, личные больные воспоминания, лишь бы не задохнуться от этой разлитой в воздухе тревоги. И наконец, взгляд выделяет среди палитры красок ослепительно-белую гладь волос.
- А у нее? – Лавиния делает кивок в сторону бывшей подруги, - Как думаешь сколько раз здесь ее имя?
- Забудь о ней, - хмурится Ксандер.
Лавиния кивает, делая все с точностью до наоборот.
Даже не будь май временем жертвоприношения, Лавиния все равно никогда бы больше не радовалась его свету и теплу. Жатва еще не успела забрать у нее никого из немногочисленных друзей, но май был тем временем, когда она потеряла свою единственную подругу.
Кристина была не такой, как Ксандер, она была из бедной семьи, и меньше всего она думала о Капитолии и ярких раскрасах. Но затеряться в серой толпе Кристине не удалось бы никогда – слишком заметными были ее удивительные, длинные, почти белые волосы. И сама она была совсем другой. А может, казалась. Она была первой, кто не побоялся подойти к странной рыжей девочке, заговорить с ней, завести дружбу. То, в чем незримо обвиняли Лавинию другие дети, для Кристины не имело значения. Между дочерью мэра и дочерью бедняка должна была лежать пропасть, но ничто на свете не могло разделить их. Кристина всегда защищала ее от ехидных намеков, заставляя сплетников прикусить языки. Лавиния была счастлива обрести подругу, которой долгие годы могла доверить любые – почти – свои тайны, не опасаясь смеха и презрения. Детская дружба казалась незыблемой, и Лавинии даже в голову не могло прийти, что она может рухнуть.
Вплоть до прошлой Жатвы.
Кристина, вынужденная брать тессеры, никогда и словом не решалась напомнить об этом Лавинии, которая не делала этого никогда в жизни. С губ подруги никогда не слетало упреков, никогда она даже не пыталась напомнить подруге о том, как другие рискуют жизнью, пока она шьет себе эксцентричные наряды и раскрашивает лицо. Но в прошлом году все изменилось. Не было ни теплоты, ни сближающего волнения, ни скрепленных рук. Кристина лишь кусала собственные губы так яростно, будто хотела съесть сама себя, и огрызалась на все невинные реплики Лавинии. Она молчала, не пытаясь ни успокоить подругу, ни принять ее сочувствие, лишь яростно жгла ее злым взглядом, которого Лавиния прежде не видела. Кристина огрызалась и молчала, не обращая внимания на обиженный и взволнованный взгляд подруги. Когда произнесли имя, чужое, незнакомое, по лицу подруги потекли злые, яростные слезы, в которых не было ни счастья, ни облегчения, а после Кристина грубо вырвала у Лавинии свою руку и бросилась прочь.
Лавиния не понимала, почему их отношения трещат по швам, но не могла этого не признать. Кристина не хотела ее больше видеть, отделываясь занятостью и прочими нелепыми причинами. А после она и попросту предала Лавинию, обратив все доверенные под страхом смерти секреты, вывернув наизнанку все ее слова. Теперь Кристина злобно повторяла все слова одноклассников, которым так яростно сопротивлялась прежде, она шипела вслед Лавинии, называя ее мерзкой дочкой мэра. Лавинию больно били не слова, а то, что их произносит та, кого она так любила. Она не понимала причин этого сумасшествия, не понимала, почему лучшая подруга в мгновение ока превратилась в злейшего врага, язвительную насмешницу. Неужели все было связано с тем, что семья Кристины вдруг резко перестала голодать? Но разве это могло быть причиной?
Сбитая с толку, истерзанная и растерянная она кинулась к Ксандеру, другу их семьи, знакомому с детства. И тот смог ее утешить, успокоить, согреть, убедив в том, что Кристина лишь отвратительная завистница. Его тепло и восхищение ее капитолийским стилем сделали свое дело – она упокоилась, позволив первой любви исцелить раны разбитой дружбы.
Она сейчас она не могла не думать о Кристине, о ее тессерах и шансе стать трибутом. Трибутом – почти трупом. Но ведь у Кристины есть шанс выжить? Есть, она сильная… Не такая, как ее бывшая подруга.
Лавиния сильнее прижимается к Ксандеру, не слушая речь ведущей. В нее голове сумбур – на снежном пространстве волос Кристины яркие бабочки капитолийского блеска сражаются с чудовищами, порожденными страхом и паникой. Лавиния не знает, чему позволить победить – страху вопреки всему стать трибутом, горечи о бывшей подруге или своим отвратительным, грешным мечтам.
Наконец, когда почести розданы, отец произнес свою речь, девушка с циановыми волосами тянет первое имя. По традиции – девушки.
- Лавиния Эльхарт!
Лавиния застывает, оглушенная тишиной в толпе и хаосом в собственном сознании. Все мечты о Капитолии рушатся со звоном стекла, насквозь пробитого шальной пулей. Так тяжело сделать шаг, так тяжело оторваться от Ксандера, такого же пришибленного и непонимающего, как и она. Бабочек больше нет, они падают, будто лезвие оторвало им крылья. Ксандер не хочет отпускать ее, а она как сомнамбула пытается вырвать свою руку и выйти к толпе.
Она не слышит – чувствует – за спинной робкую, неосознанную радость. Она в ловушке, но так и не поняла, как на нее удалось накинуть силки. Это ошибка! Ее имя было лишь на пяти записках. Она – дочь мэра! Этого не могло произойти. И, тем не менее, они ждут, пока она, продираясь через толпу, выйдет на сцену. С лица отца слетают все краски.
Блеск Капитолия мгновенно тускнет. Ей не выжить на Играх. Она слаба. Она не умеет ничего, ей не подвластен ни один вид оружия, она в жизни не страдала от холода и голода, она не знает ничего. Она – изнеженная девочка, глупо мечтающая о столице.
Но она идет, зная, что лишена выбора.
- Есть доброволец! – девичий голос разрывает напряженную тишину, подобно раскату грома, - Я хочу участвовать в играх.
Лавиния оборачивается на него, уже зная, кому он принадлежит.
Кристина, озлобленная и решительная, отстраняет ее, даже не глядя ей в лицо, и поднимается на сцену.
Лавиния, не веря в происходящее, возвращается к Ксандеру, сжимающему ее в объятиях, но отвести взгляд от сцены – выше ее сил. Кристине плевать на слова ведущей, ей чужды приторные католийские восторги и поздравления. Неужели Кристина все еще любит ее? Неужели она скучала по ней так сильно, что готова рискнуть, спасая бывшую подругу? Неужели?
Вместо радости Лавинию захлестывает волной горечь и смятие.
Ведущая произносит еще одно имя, но оно уже не имеет значения. Это не Ксандер.
- 72 Голодные Игры объявляются открытыми!
Лавиния бежит, желая попрощаться с Кристиной, расспросить ее обо всем, в тайне желая увидеть в глазах подруги отблеск прежнего тепла.
Но Кристина не намерена лить Лавинии бальзам на душу, напротив ее слова – чистый яд.
- Кристина, - отчаянно шепчет Лавиния, не находя нужных слов для своего признания.
- Довольна, сука? – шипит Кристина, отворачиваясь к окну маленькой комнаты.
- Что? – Лавиния испугана и ошарашена этими словами сильнее, чем своим именем в устах сопровождающей.
- Ты думаешь, я сделала это от любви к тебе? Ты – наглая, избалованная тварь, мечтающая лишь о модных платьях и глупых прическах!
- О чем ты? Я не понимаю!
- Так ты не знала? – злобно смеется Кристина, - Только не делай вид, что ты не знала!
- О чем ты? – испуганно повторяет Лавиния.
- Это все твой папочка, дрянь! Он так заботился о тебе, сучка, что выбрал на твое имя добровольца!
- Что это значит?
- В прошлом году, - доверительно сообщает Кристина, - он пообещал мне, что если назовут твое имя, я должна буду вызваться вместо тебя. А иначе – он убьет свою мою семью, пользуясь своей властью.
- Он бы никогда этого не сделал! Шанс был минимален!
- Но ведь удача оказалась не на твоей стороне? Смотри же, - Кристина задирает блузку, обнажая живот, на котором виднеются следы плети. Такие остаются только от рук миротворцев.
- Твой папочка, - продолжает она, - нашел для тебя достойную замену в моем лице. Она так боялся за свою маленькую девочку, хилую и слабую, что решил пожертвовать никому не нужной девчонкой из бедного района. За это он обещал мне деньги и помощь. А если бы я отказалась… Он клятвенно пообещал, что сотрет всех моих родных с лица земли.
- Нет! – отчаянно кричит Лавиния, отказываясь этому верить, - Он бы не стал!
- Плеть убедила меня в обратном, - холодно отвечает Кристина.
- Я не знала, - шепчет Лавиния, пытаясь сдержать слезы.
- Я тебе верю. Но это не важно. Я выживу, сучка, и вернусь и убью тебя. И твоего отца. Обещаю.
- Кристина! – Лавиния не понимает ничего, лишь яркие пятна застилают взгляд.
- Я не такая слабая, как ты. Я выиграю Игры ради тебя. А после вернусь и убью тебя собственными руками. Победительнице Капитолий позволит это.
Чушь! Абсурд! Но Лавиния знает, что пред волей Капитолия власть ее отца померкнет.
- Ты больше не любишь меня?
Это худший вопрос, что она могла бы задать, но у нее нет сил его сдержать.
Кристина нервно смеется:
- Я тебя ненавижу, мерзкое отродье.
Лавиния бросается из маленькой комнаты прочь.
Кристина с другим труибутом садится в поезд до Капитолия.
Ксандер обнимает ее, но Лавиния вырывает из его объятий, спеша к отцу.
Отец не отрицает ничего.
- Ты так похожа на мать, моя милая. Я не мог тебя потерять.
Его страх и забота кажутся ему панацеей, и он даже не раскаивается в том, что отправил на смерть другую девочку. Ему плевать, что он угрожал и был готов сломать жизнь ее единственной подруге. Он думал, что был прав. Лавиния задыхается от ярости и от бессилия. Ее слова не долетают до разума отца, который никогда не почувствует своей вины. Образ мертвой матери заставляет его вновь и вновь повторять свои жалкие объяснения.
Он не верит, что Кристина победит, он пытается этим успокоить Лавинию, которая кожей чувствует отравляющий сознание страх.
Лавиния берет ножницы и кромсает свои любимые яркие платья – дешевые пародии на наряды ненавистного Капитолия.
Лавиния уже готова пойти на Игры, зная, что умрет в первые же секунды.
Но все, что ей остается – наблюдать.
Кристина никогда не забудет своих прощальных слов и сделает все, чтобы выполнить обещание. Кристина сдержит свое слово, как она всегда делала прежде.
Весь блеск Лавинии поблек, больше у нее нет сил раскрашивать лицо. Лишь ее сияющие волосы напоминают о былой необычности.
Теперь вся жизнь Лавинии сжалась до экрана телевизора, где день и ночь транслируются Голодные Игры, которые она смотрит вместе с отцом.
Снова и снова она видит свое лицо, свои робкие шаги – в них нет силы, есть лишь непонимание и неверие, слабость и растерянность. А после экран переключается на Кристину – гордую и уверенную, одержимую целью. Целью убить бывшую подругу.
Лавиния ненавидит отца за то, что он лишил ее близкого человека, но перед смертельной опасностью ее гнев отступает.
Надежда на то, что последние слова Кристины были лишь вспышкой ярости, меркнут, когда Лавиния смотрит ее интервью.
Белая Королева, Снежная Королева – так шутливо зовет Кристину Цезарь, а она лишь ехидно улыбается.
Даже через сотню экранов, Лавиния чувствует силу ее ненавидящего, презрительного взгляда. Кристина говорит с ней тайными посланиями, знакомыми им двоим шифрами, она всеми силам дает Лавинии понять, что ее угрозы – не пустые слова.
- У меня есть цель, - ехидно улыбается Кристина, одетая в ослепительно белое меховое платье, под стать ее волосам, а украшения смотрятся как кристаллики льда.
И Лавиния знает, что цель эта – она.
Кристине дают 10 баллов. Лавиния догадывается, за что.
Обзор Арены рушит все надежды Лавинии, заставляя сердце рваться прочь из груди.
Она знает все слабости Кристины, но здесь ей не суждено их найти.
Меркнет слабая, отвратительная надежда, что Кристина умрет на играх, осторожно высказанная отцом.
Потому, что Белая Королева в своей стихии.
Кристина ненавидит лето, в отличие от теплолюбивой Лавинии. Она ненавидит цветы и их запах, что заставляет ее задыхаться.
Но здесь аллергия ей не страшна.
Здесь не цветет ничего, перед трибутами 72 игр простирается снежная равнина.
Снежная Королева оказывается в своем царстве. Ее светлые волосы создают ей идеальную маскировку, позволяя украсть оружие и убежать прочь.
Лавиния понимает, что не выжила бы на Играх и дня. Даже без чужих кинжалов и ударов. Лавиния не переносит холод, он заставляет ее выть и биться в конвульсиях, содрогаясь от боли и обморожения.
Но Кристине это только на руку. Снег, снег повсюду. Не это ли уловка их президента?
Первый день – потеря 10 трибутов.
Кристина жива, она слилась своими волосами с белым снегом.
А вот Лавиния бы своей рыжиной явно выделялась.
День второй. Кристина лишается своих длинных волос, теперь они едва достигают плеч. Но трибуту, что попытался схватить ее за хвост, пришлось поплатиться. Белый снег вокруг Кристины расцвет алыми цветами крови, погребальным венком на морозной земле.
Кристина прокладывает себе дорогу любимым оружием, метальными кинжалами, лишая снег позади себя его первозданной чистоты. Королева лично красит розы в красный цвет.
Лавиния воет от злости. Она сбрасывает руку отца, разбивает об стенку стаканы успокоительного и кричит о том, как его ненавидит за эту глупую выходку. Отец опускает глаза, повторяя все те же пустые слова и смерти Кристины.
Ксандер не узнает возлюбленную. Больше не беззаботности и наивности. В затравленных глазах дикого животного нет больше тоски по Капитолию.
Лавиния хочет в столицу как никогда раньше, но лживый блеск уже не влечет ее. Но если бы она была там, она смогла бы остановить Кристину! Лавиния перевернула бы капитолий – она нашла бы способ. Она подговорила бы спонсоров помочь другим трибутам, она бы отослала им лучшие подарки, чтобы убить Кристину, она бы заставила их растопить эту чертову Арену!
Но отец лишь виновато молчит на ее горячие просьбы – даже он не может пересечь границу.
Спонсоры обожают Кристину, отсылая ей лезвия, изысканную еду и новые белые вещи. Лавиния чувствует через экран силу ее взгляда – такого, как в момент прощания.
В конце второго дня погибают еще трое. Смерть двоих – вина Кристины.
День третий. Лавиния не хочет уже смотреть игры, но сидит, как прикованная около экрана, ожидая увидеть в небе портрет, услышать заветный выстрел.
А напоследок, когда из игры уход еще двое, Кристина оставляет Лавинии еще один знак. Имя, написанное чужой кровью на снегу. Ее имя. Она придет. Игры изменили ее бывшую подругу, оставив прежним лишь желание мести, что ведет ее маяком через снежную пустыню. Лавиния проваливает в сон, а перед глазами все еще пляшут буквы, завораживающие, гипнотизирующие.
Лавиния проваливает в кошмар, такой привычный. Но нет в нем ни лезвий, ни крови на снегу, ни Кристины в белом платье победительницы. Там лишь теплые, успокаивающие воспоминания – детство, секреты, две девочки, связанные дружбой, которую не разрушить никому.
Лавиния ненавидит всех и все – Капитолий, который, желая зрелищ, превратил их всех в чудовищ. Отца, решившего разлучить дочь с любимой подругой, без колебаний решив отправить девочку на смерть. Кристину, ставшую безжалостной убийцей. И себя, мечтающую лишь о смерти подруги. Она не понимает, как удалось сломить все хорошее, что в них было, так быстро и беспощадно. Она проклинает себя за былые желания, которые судьба насмешливо исполнила. Сейчас она не понимает, как вообще могла об этом подумать. Будто была отравлена сладким ядом, околдована.
В конце четвертого дня трибутов лишь шестеро. Кристина жива. И скоро она победит.
Лавиния убегает из дома, прочь от поседевшего отца, слоняясь по холодным улицам.
А вернувшись, находит новый знак.
Капитолий уже выбрал себе победительницу и видимо с готовностью исполнил ее маленькую прихоть.
Кровь, снова кровь, но теперь не по другую сторону экрана. Теперь она вязкая, липкая, отдающая тошнотворно-сладким запахом.
Ее отец лежит мертвый в собственной гостиной. До смерти забитый плетями. Лавиния узнает эти следы. Такие она видела на животе Кристины.
Она бежит прочь к своей последней опоре и, подавив страх и стыд за отца, рассказывает Ксандеру обо всем.
Юноша принимает решение молниеносно – бежать из Дистрикта. Лавиния по прежнему слаба и беспомощна, но сейчас у нее нет времени думать об этом. Как и на размышления и здравый смысл.
- Куда мы пойдем?
- В тринадцатый.
- Он же заброшен, - слабо возражает Лавиния.
- Как знать, - улыбается Ксандер, - по крайне мерее мы сможем так скрыться.
Лавиния теряет счет дням, отважно продираясь через леса. Ветки царапают ее лицо, рвут одежду, но Лавиния безропотно сносит все удары, потеряв счет дням и ночам, местам и названиям. Она уверена, что игры уже кончились, и Кристина ищет ее, бежит за ней с лезвием в руке.
Лавиния не ожидала от себя, что выдержит столько. Первые дни пути были намного проще – они сбежала на лошадях, с трудом сумев протащить их через ограду. Но загнанные животные вскоре пали, не выдержав изнурительного темпа. Лавиния никогда не подумала бы, что будет так просто спать на холодной земле, когда тебя греет лишь тепло лежащего рядом. Лишь любовь и благодарность к Ксандеру помогали ей хоть на короткие мгновения забыть о смертельной опасности. А тот, оказывается, знал о жизни в лесу намного больше, чем она. Ксандер оказался намного более подкованным в этом вопросе, чем Лавиния могла от него ожидать. Ей странно видеть его в изношенной одежде и с грязными волосами, с отрастающей щетиной, весь его сегодняшний вид разрушал образ сына богатых родителей, который она знала и любила с детства.
- Что ты делаешь? – юноша с перекошенным от испуга лицо выбил из ее руки горсть темных ягод.
- Я искала еду.
- Это морник! Они ядовиты, не смей их трогать! Мгновенная смерть от одного укуса. Какое счастье, что я оказался поблизости.
Лавиния обнимает его, не веря тому, как легко избежала гибели. А после долгим взглядом смотрит на ягоды и прячет их в карманах.
Лавинии кажется, что они прошли целый Панем, когда их настигает рев двигателя.
Ксандеру хватает ее за руку, и они бегут через такой нескончаемый лес, уже зная, что обречены. Капитолий нашел их, выслал за ними в след планолет. В голове Лавинии пульсирует мысль о Кристине. Силы на исходе, планолет летит за ними, не снижаясь, будто желая немного помучить их перед смертью.
Ксандер не позволяет ей сдаться, пытаясь ее ободрить. Его последняя фраза так и остается незаконченной – штык, выпущенный с планолета, протыкает его насквозь.
Лавиния кричит, не чувствуя на себе сеть, кричит его имя, не зная, что это ее последнее в жизни слово, которое некому услышать.
Почти некому. Перед тем, как сеть опустилась на ее, сковав движения, она замечает в листве две пары глаз. Серые глаза пугают ее до полусмерти, от них нельзя ждать помощи, на которую она так по-детски надеется. Ведь у Кристины такие же стальные серые глаза.
Она не помнит поездку в планолете, которую ей милостиво позволил проспать укол снотворного. Она просыпает в белой холодной комнате, так похожей на снежную Арену.
И ей кажется, что сейчас фигура Кристины выскользнет из ослепляющего белого света и перережет ей горло лезвием.
Лавиния смеется, когда видит сияющее лезвие скальпеля.
Кристина.
Разве не Кристина отрезает ей язык, проливая алую кровь на белый халат, так похожий на парадное одеяние?
Когда Лавиния понимает, где оказалась, ее тело трясется от беззвучного смеха – другого в ее жизни не будет.
Раскрашенные лица, яркие одежды, сытые, довольные, хищные улыбки.
Сбылась ее идиотская, порочная мечта.
Лавиния в Капитолии. Не в роли трибута, а в роли безгласой служанки.
Эти люди выворачивают ее душу наизнанку – они знают о ней все на свете. Кристина наверняка рассказала обо этом своему ментору. О любви отца и его жестоком замысле. О странных нарядах Лавинии и ее невысказанных грезах. Они смеются над ней, считая, что оказали ей милость, исполнив заветную мечту.
Лавиния не слушает их, думая о морнике, когда до ее сознания долетает случайно брошенная фраза – Игры еще идут. Трибуты оказались умными. Их осталось двое. Кристина и ее последний соперник, измученные холодом и голодом, пока скрываются друг от другая, планируя последний удар. Или просто выжидая.
Морник в кармане изношенных джинсов приобретает для Лавинии совсем другое значение.
Капитолийцы запирают ее одну, кинув в насмешку ей яркое вечернее платье цвета старого вина. Как она мечтала о прекрасных нарядах давно, в прошлом. А теперь они приказывают ей привести себя в порядок, ехидно намекая на то, что ее хорошенькое тело придется ментору ее дистрикта по вкусу.
Лавиния смотрит на морник.
Быть может, стоит убить себя сейчас, мгновенно, избежав мучительного расчленения и ударов хлыста? Разве она хотела жить такой жизнью – искалеченной, никчемной? Слугой, проституткой?
Она вспоминает проткнутое колом тело Ксандера. Истерзанное плетью тело отца. Но все эти картинки перекрывает искаженное ненавистью лицо Кристины.
Близкие люди не пожелали бы ей такой жизни. На секунду у нее мелькает кощунственная мысль о том, что она рада, что они мертвы. Они бы этого ей не пожелали.
Но она хочет жить! Она сражалась за эту жизнь слишком долго, чтобы бесславно умереть в капитолийской клетке.
И ментор – это шанс.
Кристина жила ради мести, так почему же Лавиния не может этого?
Ведь они подруги, и всегда понимали друг друга так, как никто другой.
Лавиния прячет морник в складках платья и смело отправляется к ментору.
На секунду ей становиться его жаль. Еще молодой, но уже постаревший мужчина с сединой, морщинами и без намека на счастье в глазах. Победитель. Рад ли он этой жизни? Вряд ли, если заполняет ее алкоголем и капитолийскими проститутками. Но кроме бутылки вина, она замечает еще кое-что. Коробки. Наверняка с припасами для отправки на Арену.
В пьяных глазах ментора похоть сплетается с жалостью. Он кивает, перехватив ее взгляд.
Лавиния рада, что Ксандер не видит этот позор, эту постыдную измену. Она пытается расслабиться, жалея, что у мужчины не светлые волосы. Тогда бы ей было легче. Она могла бы сказать тебе, что это Ксандер, первый и единственный. Но тело кричит от неправильности чужих прикосновений, поцелуев и толчков. Лавиния рада, что он позволил ей отвернуться к стенке – так она не видит чужого лица и прячет свое, искаженное гримасой.
Это совсем не больно. Просто это унизительно.
Ментор спит, а Лавиния шарит в тяжелых складках платья, а после зажимает в руке морник. Они бесшумно раскрывает коробки, ища еду. Кристина наверняка хочет есть. Какой бы она ни была сильной, она измучена голодом. Лавиния находит бутылку и выжимает туда сок из ягоды. А после ждет пробуждения ментора, стараясь не смотреть ему в лицо.
Как личная рабыня, она сидит рядом с хозяином, пристально вглядываясь в экран, впервые за много дней, которым она потеряла счет. А ментор уже отправил подарки.
Кристина своим отточенным лезвием срезает веревки маленького парашюта. Бумеранг ложится ей в руку, не поранив, а посылка падает к ее ногам.
Лавиния рада, что ей отрезали язык, иначе она бы закричала от волнения. Она не дышит, а сердце ее замирает.
Кристина жадно разрывает посылку и вытаскивает из нее бутылку. Она пожимает плечами, глядя на фиолетовую воду. Ментор удивленно поднимает бровь. Лавиния замирает.
Кристина припадает к бутылке, а после падает на снег. Белая королева повержена, ее венок расцветает не ярко-алым, а бледно-фиолетовым цветом. Вокруг нее не кровь, а пролитая вода.
Сердце Лавинии начинает стучать со звуком выстрела.
Лавиния беззвучно повторяет слова диктора, объявившего победителя 72-х Голодных Игр.
Автор: Селена Агатсума
Бета: Нет, но нужна.
Фэндом: Коллинз Сьюзен «Голодные игры»
Персонажи: Лавиния и выдуманные
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: Мини
Статус: закончен
Саммери: История безгласой, Лавинии, выдуманная и чуть измененная. Лавиния - не капитолийка, а дочь мэра 10 дистрикта. Но ведь Китнисс могла и ошибаться?
Примечания автора:
Мой первый фик по этому фандому. Насколько история в него вписалась - судить вам. Если кто укажет ошибки или отбетит - буду рада.
читать У любого из обитателей двенадцати дистриктов есть сотни причин ненавидеть май.
У Лавинии, дочери мэра десятого дистрикта, их на одну больше.
И сейчас, стоя среди стройной, обманчиво тихой толпы, где каждый – ребенок ли, подросток или старик, пытается за маской равнодушного спокойствия скрыть бушующую, неистовую панику, Лавиния силится мыслями отделиться от всех, вспоминая свою, личную, такую глупую и нелепую перед грядущим моментом Жатвы.
Она скользит взглядом по разношерстной толпе, пытаясь отыскать в обманчивом вихре красок фрагмент спокойной белизны, но глаза упорно предают ее, заставляя видеть пред собой лишь яркие пятна. Слишком много цвета для дальнего дистрикта, и эта яркость буквально бьет по глазам. Повсюду броские, радостные флаги так не подходящие к тягостной атмосфере гнетущего ожидания. Слишком много мишуры для места, которое впору украсить черными траурными лентами. Непривычные, праздничные наряды, так глупо выглядящие на бедняках, совсем не сочетаются с прикушенными до крови губами, отчаянно наломанными дрожащими пальцами и мертвенно-бледными лицами. А вид ведущей, которая, завершив последние приготовления, поднимается по помосту на сцену, и вовсе ослепляет.
Она другая, написанная не грубыми штрихами поломанных карандашей, а тонкими мазками изысканной краски. Лавиния, забыв о своем намерении, жадно разглядывает невиданное здесь узкое платье, обтягивающее стройное тело ведущей второй кожей. Кожей змеи, а может выведенной на потеху жадным до изысков моды капитолийцам какой-то новой рептилии? Жителям десятого, занимающимся преимущественно скотом, не часто доводится видеть диковинных тварей. Интересно, а высокие пучки сине-зеленых волос, закрученные в подобие извилистых рогов, так же должны напоминать о специализации дистрикта? Впрочем, маловероятно. Быть символом – задача трибута, а не сопровождающего.
Позволив себе невольно залюбоваться капитолийкой, Лавиния совершает другую, еще более непростительную ошибку, позволив тщательно скрываемой от себя самой мысли выйти на поверхность.
Капитолий, сияющий, прекрасный, далекий манил ее с самого детства. Лавиния никогда не говорила об этом ни одной живой душе, но, сколько она себя помнила, она всегда грезила о столице с ее роскошью и блеском. Еще ребенком она поняла, что такие мысли стоит держать при себе, но, тем не менее, она мечтала хотя бы на день пожить в этом краю вечного праздника и беззаботности. Но ей оставалось лишь украдкой наблюдать за этим далеким миром с экранов, ловя обрывки фраз отца. У мэра были хоть и слабые, но все же связи со столицей, а Лавиния пользовалась этим, жадно внимая его рассказам, будоражившим ее воображение. Впрочем, иногда она думала, что отец втайне хочет того же. Взять хотя бы имя ее – Лавиния. Обычно детей отдаленных дистриктов не называют капитолийскими именами.
Лавиния втайне гордилась им, пытаясь хоть в чем-то быть похожей на капитолийку. Большая часть девушек никогда не пользовались косметикой, а в одежде предпочитали практичные, неброские цвета. Лавиния же могла позволить себе немного большее. Странные наряды, что доставал из столицы отец, необычный макияж в сочетании с ее блестящими темно-рыжими волосами мгновенно выделяли девушку из толпы, превращая ее в центр всеобщего внимания. Но у этой медали была и оборотная сторона. Кроме удивления, Лавиния с лихвой ощущала на себе и непонимание, переросшее в одиночество. Одноклассники никогда не посмели бы сказать ей и слова, но старались держаться от странной девочки подальше. Лавиния и сама замечала, что раздражает их. Многие из них, вынужденные работать наравне с родителями, откровенно завидовали ее безбедному положению, а ее странности так и вовсе делали ее чужой для этих детей. Поэтому она не винила школьников, сторонившихся ее. Она и сама понимала, что именно порождает ее неправильные желания, с которыми она не могла бороться. Ей было скучно. Она выросла в достатке, купаясь в любви отца, исполняющего все ее прихоти. У нее было то, чего не было у бедняков, желающих выжить – время. Слишком много времени. Немногие могли позволить себе роскошь тратить время на скуку, и Лавиния была одной из этих счастливиц, не понимающей своего счастья.
Только двое всегда были искренне рады ей. Один из них, ее возлюбленный, сейчас обнимает ее, ласково гладя по волосам, пытаясь успокоить. Впрочем, в том, что Ксандер, чья семья из-за близости к власти так же не задавалась вопросами выживания, считал причуды Лавинии забавными, не было ничего удивительного. Он и сам порой ловил на себе косые взгляды из-за падающих чуть ниже плеч светлых волос и небрежно поблескивающих колец в ухе.
А вот другая…
Лавиния вздрагивает всем телом.
- Тише, - шепчет Ксандер, привлекая ее к себе, - С тобой все будет хорошо. Всего пять бумажек, помнишь?
Она кивнула. Шестнадцать лет. Пять записок с их именами. У них не было практически никаких шансов стать жертвами этого отвратительного праздника, но память услужливо подкидывала случаи, когда трибутами бывали выбраны совсем еще дети – двенадцатилетние - из-за одной единственной бумажки.
Но лучше думать об этом, чем глазеть на кислотные губы ведущей и совсем не слышать ее слов, сокрушаясь о том, что нет способа увидеть Капитолий. Дура! Лавиния и сама ненавидит себя за эти мысли, прекрасно понимая, что это мысли предательницы. Вместо того, что бы восхищаться неземной красотой мегаполиса, она должна вспомнить, на что столица обрекла свои дистрикты.
Увидеть Капитолий. Какая отвратительная мысль.
Способ ведь есть, верно? Прямо здесь и сейчас. Просто протянуть руку и сказать несколько простых слов.
Нет! Каждую жатву Лавиния обещает себе забыть порочные мечты, прекрасно понимая, насколько они чудовищны.
Но и страх, пришедший им на смену, ничуть не лучше. Лавиния погружается в свои собственные, личные больные воспоминания, лишь бы не задохнуться от этой разлитой в воздухе тревоги. И наконец, взгляд выделяет среди палитры красок ослепительно-белую гладь волос.
- А у нее? – Лавиния делает кивок в сторону бывшей подруги, - Как думаешь сколько раз здесь ее имя?
- Забудь о ней, - хмурится Ксандер.
Лавиния кивает, делая все с точностью до наоборот.
Даже не будь май временем жертвоприношения, Лавиния все равно никогда бы больше не радовалась его свету и теплу. Жатва еще не успела забрать у нее никого из немногочисленных друзей, но май был тем временем, когда она потеряла свою единственную подругу.
Кристина была не такой, как Ксандер, она была из бедной семьи, и меньше всего она думала о Капитолии и ярких раскрасах. Но затеряться в серой толпе Кристине не удалось бы никогда – слишком заметными были ее удивительные, длинные, почти белые волосы. И сама она была совсем другой. А может, казалась. Она была первой, кто не побоялся подойти к странной рыжей девочке, заговорить с ней, завести дружбу. То, в чем незримо обвиняли Лавинию другие дети, для Кристины не имело значения. Между дочерью мэра и дочерью бедняка должна была лежать пропасть, но ничто на свете не могло разделить их. Кристина всегда защищала ее от ехидных намеков, заставляя сплетников прикусить языки. Лавиния была счастлива обрести подругу, которой долгие годы могла доверить любые – почти – свои тайны, не опасаясь смеха и презрения. Детская дружба казалась незыблемой, и Лавинии даже в голову не могло прийти, что она может рухнуть.
Вплоть до прошлой Жатвы.
Кристина, вынужденная брать тессеры, никогда и словом не решалась напомнить об этом Лавинии, которая не делала этого никогда в жизни. С губ подруги никогда не слетало упреков, никогда она даже не пыталась напомнить подруге о том, как другие рискуют жизнью, пока она шьет себе эксцентричные наряды и раскрашивает лицо. Но в прошлом году все изменилось. Не было ни теплоты, ни сближающего волнения, ни скрепленных рук. Кристина лишь кусала собственные губы так яростно, будто хотела съесть сама себя, и огрызалась на все невинные реплики Лавинии. Она молчала, не пытаясь ни успокоить подругу, ни принять ее сочувствие, лишь яростно жгла ее злым взглядом, которого Лавиния прежде не видела. Кристина огрызалась и молчала, не обращая внимания на обиженный и взволнованный взгляд подруги. Когда произнесли имя, чужое, незнакомое, по лицу подруги потекли злые, яростные слезы, в которых не было ни счастья, ни облегчения, а после Кристина грубо вырвала у Лавинии свою руку и бросилась прочь.
Лавиния не понимала, почему их отношения трещат по швам, но не могла этого не признать. Кристина не хотела ее больше видеть, отделываясь занятостью и прочими нелепыми причинами. А после она и попросту предала Лавинию, обратив все доверенные под страхом смерти секреты, вывернув наизнанку все ее слова. Теперь Кристина злобно повторяла все слова одноклассников, которым так яростно сопротивлялась прежде, она шипела вслед Лавинии, называя ее мерзкой дочкой мэра. Лавинию больно били не слова, а то, что их произносит та, кого она так любила. Она не понимала причин этого сумасшествия, не понимала, почему лучшая подруга в мгновение ока превратилась в злейшего врага, язвительную насмешницу. Неужели все было связано с тем, что семья Кристины вдруг резко перестала голодать? Но разве это могло быть причиной?
Сбитая с толку, истерзанная и растерянная она кинулась к Ксандеру, другу их семьи, знакомому с детства. И тот смог ее утешить, успокоить, согреть, убедив в том, что Кристина лишь отвратительная завистница. Его тепло и восхищение ее капитолийским стилем сделали свое дело – она упокоилась, позволив первой любви исцелить раны разбитой дружбы.
Она сейчас она не могла не думать о Кристине, о ее тессерах и шансе стать трибутом. Трибутом – почти трупом. Но ведь у Кристины есть шанс выжить? Есть, она сильная… Не такая, как ее бывшая подруга.
Лавиния сильнее прижимается к Ксандеру, не слушая речь ведущей. В нее голове сумбур – на снежном пространстве волос Кристины яркие бабочки капитолийского блеска сражаются с чудовищами, порожденными страхом и паникой. Лавиния не знает, чему позволить победить – страху вопреки всему стать трибутом, горечи о бывшей подруге или своим отвратительным, грешным мечтам.
Наконец, когда почести розданы, отец произнес свою речь, девушка с циановыми волосами тянет первое имя. По традиции – девушки.
- Лавиния Эльхарт!
Лавиния застывает, оглушенная тишиной в толпе и хаосом в собственном сознании. Все мечты о Капитолии рушатся со звоном стекла, насквозь пробитого шальной пулей. Так тяжело сделать шаг, так тяжело оторваться от Ксандера, такого же пришибленного и непонимающего, как и она. Бабочек больше нет, они падают, будто лезвие оторвало им крылья. Ксандер не хочет отпускать ее, а она как сомнамбула пытается вырвать свою руку и выйти к толпе.
Она не слышит – чувствует – за спинной робкую, неосознанную радость. Она в ловушке, но так и не поняла, как на нее удалось накинуть силки. Это ошибка! Ее имя было лишь на пяти записках. Она – дочь мэра! Этого не могло произойти. И, тем не менее, они ждут, пока она, продираясь через толпу, выйдет на сцену. С лица отца слетают все краски.
Блеск Капитолия мгновенно тускнет. Ей не выжить на Играх. Она слаба. Она не умеет ничего, ей не подвластен ни один вид оружия, она в жизни не страдала от холода и голода, она не знает ничего. Она – изнеженная девочка, глупо мечтающая о столице.
Но она идет, зная, что лишена выбора.
- Есть доброволец! – девичий голос разрывает напряженную тишину, подобно раскату грома, - Я хочу участвовать в играх.
Лавиния оборачивается на него, уже зная, кому он принадлежит.
Кристина, озлобленная и решительная, отстраняет ее, даже не глядя ей в лицо, и поднимается на сцену.
Лавиния, не веря в происходящее, возвращается к Ксандеру, сжимающему ее в объятиях, но отвести взгляд от сцены – выше ее сил. Кристине плевать на слова ведущей, ей чужды приторные католийские восторги и поздравления. Неужели Кристина все еще любит ее? Неужели она скучала по ней так сильно, что готова рискнуть, спасая бывшую подругу? Неужели?
Вместо радости Лавинию захлестывает волной горечь и смятие.
Ведущая произносит еще одно имя, но оно уже не имеет значения. Это не Ксандер.
- 72 Голодные Игры объявляются открытыми!
Лавиния бежит, желая попрощаться с Кристиной, расспросить ее обо всем, в тайне желая увидеть в глазах подруги отблеск прежнего тепла.
Но Кристина не намерена лить Лавинии бальзам на душу, напротив ее слова – чистый яд.
- Кристина, - отчаянно шепчет Лавиния, не находя нужных слов для своего признания.
- Довольна, сука? – шипит Кристина, отворачиваясь к окну маленькой комнаты.
- Что? – Лавиния испугана и ошарашена этими словами сильнее, чем своим именем в устах сопровождающей.
- Ты думаешь, я сделала это от любви к тебе? Ты – наглая, избалованная тварь, мечтающая лишь о модных платьях и глупых прическах!
- О чем ты? Я не понимаю!
- Так ты не знала? – злобно смеется Кристина, - Только не делай вид, что ты не знала!
- О чем ты? – испуганно повторяет Лавиния.
- Это все твой папочка, дрянь! Он так заботился о тебе, сучка, что выбрал на твое имя добровольца!
- Что это значит?
- В прошлом году, - доверительно сообщает Кристина, - он пообещал мне, что если назовут твое имя, я должна буду вызваться вместо тебя. А иначе – он убьет свою мою семью, пользуясь своей властью.
- Он бы никогда этого не сделал! Шанс был минимален!
- Но ведь удача оказалась не на твоей стороне? Смотри же, - Кристина задирает блузку, обнажая живот, на котором виднеются следы плети. Такие остаются только от рук миротворцев.
- Твой папочка, - продолжает она, - нашел для тебя достойную замену в моем лице. Она так боялся за свою маленькую девочку, хилую и слабую, что решил пожертвовать никому не нужной девчонкой из бедного района. За это он обещал мне деньги и помощь. А если бы я отказалась… Он клятвенно пообещал, что сотрет всех моих родных с лица земли.
- Нет! – отчаянно кричит Лавиния, отказываясь этому верить, - Он бы не стал!
- Плеть убедила меня в обратном, - холодно отвечает Кристина.
- Я не знала, - шепчет Лавиния, пытаясь сдержать слезы.
- Я тебе верю. Но это не важно. Я выживу, сучка, и вернусь и убью тебя. И твоего отца. Обещаю.
- Кристина! – Лавиния не понимает ничего, лишь яркие пятна застилают взгляд.
- Я не такая слабая, как ты. Я выиграю Игры ради тебя. А после вернусь и убью тебя собственными руками. Победительнице Капитолий позволит это.
Чушь! Абсурд! Но Лавиния знает, что пред волей Капитолия власть ее отца померкнет.
- Ты больше не любишь меня?
Это худший вопрос, что она могла бы задать, но у нее нет сил его сдержать.
Кристина нервно смеется:
- Я тебя ненавижу, мерзкое отродье.
Лавиния бросается из маленькой комнаты прочь.
Кристина с другим труибутом садится в поезд до Капитолия.
Ксандер обнимает ее, но Лавиния вырывает из его объятий, спеша к отцу.
Отец не отрицает ничего.
- Ты так похожа на мать, моя милая. Я не мог тебя потерять.
Его страх и забота кажутся ему панацеей, и он даже не раскаивается в том, что отправил на смерть другую девочку. Ему плевать, что он угрожал и был готов сломать жизнь ее единственной подруге. Он думал, что был прав. Лавиния задыхается от ярости и от бессилия. Ее слова не долетают до разума отца, который никогда не почувствует своей вины. Образ мертвой матери заставляет его вновь и вновь повторять свои жалкие объяснения.
Он не верит, что Кристина победит, он пытается этим успокоить Лавинию, которая кожей чувствует отравляющий сознание страх.
Лавиния берет ножницы и кромсает свои любимые яркие платья – дешевые пародии на наряды ненавистного Капитолия.
Лавиния уже готова пойти на Игры, зная, что умрет в первые же секунды.
Но все, что ей остается – наблюдать.
Кристина никогда не забудет своих прощальных слов и сделает все, чтобы выполнить обещание. Кристина сдержит свое слово, как она всегда делала прежде.
Весь блеск Лавинии поблек, больше у нее нет сил раскрашивать лицо. Лишь ее сияющие волосы напоминают о былой необычности.
Теперь вся жизнь Лавинии сжалась до экрана телевизора, где день и ночь транслируются Голодные Игры, которые она смотрит вместе с отцом.
Снова и снова она видит свое лицо, свои робкие шаги – в них нет силы, есть лишь непонимание и неверие, слабость и растерянность. А после экран переключается на Кристину – гордую и уверенную, одержимую целью. Целью убить бывшую подругу.
Лавиния ненавидит отца за то, что он лишил ее близкого человека, но перед смертельной опасностью ее гнев отступает.
Надежда на то, что последние слова Кристины были лишь вспышкой ярости, меркнут, когда Лавиния смотрит ее интервью.
Белая Королева, Снежная Королева – так шутливо зовет Кристину Цезарь, а она лишь ехидно улыбается.
Даже через сотню экранов, Лавиния чувствует силу ее ненавидящего, презрительного взгляда. Кристина говорит с ней тайными посланиями, знакомыми им двоим шифрами, она всеми силам дает Лавинии понять, что ее угрозы – не пустые слова.
- У меня есть цель, - ехидно улыбается Кристина, одетая в ослепительно белое меховое платье, под стать ее волосам, а украшения смотрятся как кристаллики льда.
И Лавиния знает, что цель эта – она.
Кристине дают 10 баллов. Лавиния догадывается, за что.
Обзор Арены рушит все надежды Лавинии, заставляя сердце рваться прочь из груди.
Она знает все слабости Кристины, но здесь ей не суждено их найти.
Меркнет слабая, отвратительная надежда, что Кристина умрет на играх, осторожно высказанная отцом.
Потому, что Белая Королева в своей стихии.
Кристина ненавидит лето, в отличие от теплолюбивой Лавинии. Она ненавидит цветы и их запах, что заставляет ее задыхаться.
Но здесь аллергия ей не страшна.
Здесь не цветет ничего, перед трибутами 72 игр простирается снежная равнина.
Снежная Королева оказывается в своем царстве. Ее светлые волосы создают ей идеальную маскировку, позволяя украсть оружие и убежать прочь.
Лавиния понимает, что не выжила бы на Играх и дня. Даже без чужих кинжалов и ударов. Лавиния не переносит холод, он заставляет ее выть и биться в конвульсиях, содрогаясь от боли и обморожения.
Но Кристине это только на руку. Снег, снег повсюду. Не это ли уловка их президента?
Первый день – потеря 10 трибутов.
Кристина жива, она слилась своими волосами с белым снегом.
А вот Лавиния бы своей рыжиной явно выделялась.
День второй. Кристина лишается своих длинных волос, теперь они едва достигают плеч. Но трибуту, что попытался схватить ее за хвост, пришлось поплатиться. Белый снег вокруг Кристины расцвет алыми цветами крови, погребальным венком на морозной земле.
Кристина прокладывает себе дорогу любимым оружием, метальными кинжалами, лишая снег позади себя его первозданной чистоты. Королева лично красит розы в красный цвет.
Лавиния воет от злости. Она сбрасывает руку отца, разбивает об стенку стаканы успокоительного и кричит о том, как его ненавидит за эту глупую выходку. Отец опускает глаза, повторяя все те же пустые слова и смерти Кристины.
Ксандер не узнает возлюбленную. Больше не беззаботности и наивности. В затравленных глазах дикого животного нет больше тоски по Капитолию.
Лавиния хочет в столицу как никогда раньше, но лживый блеск уже не влечет ее. Но если бы она была там, она смогла бы остановить Кристину! Лавиния перевернула бы капитолий – она нашла бы способ. Она подговорила бы спонсоров помочь другим трибутам, она бы отослала им лучшие подарки, чтобы убить Кристину, она бы заставила их растопить эту чертову Арену!
Но отец лишь виновато молчит на ее горячие просьбы – даже он не может пересечь границу.
Спонсоры обожают Кристину, отсылая ей лезвия, изысканную еду и новые белые вещи. Лавиния чувствует через экран силу ее взгляда – такого, как в момент прощания.
В конце второго дня погибают еще трое. Смерть двоих – вина Кристины.
День третий. Лавиния не хочет уже смотреть игры, но сидит, как прикованная около экрана, ожидая увидеть в небе портрет, услышать заветный выстрел.
А напоследок, когда из игры уход еще двое, Кристина оставляет Лавинии еще один знак. Имя, написанное чужой кровью на снегу. Ее имя. Она придет. Игры изменили ее бывшую подругу, оставив прежним лишь желание мести, что ведет ее маяком через снежную пустыню. Лавиния проваливает в сон, а перед глазами все еще пляшут буквы, завораживающие, гипнотизирующие.
Лавиния проваливает в кошмар, такой привычный. Но нет в нем ни лезвий, ни крови на снегу, ни Кристины в белом платье победительницы. Там лишь теплые, успокаивающие воспоминания – детство, секреты, две девочки, связанные дружбой, которую не разрушить никому.
Лавиния ненавидит всех и все – Капитолий, который, желая зрелищ, превратил их всех в чудовищ. Отца, решившего разлучить дочь с любимой подругой, без колебаний решив отправить девочку на смерть. Кристину, ставшую безжалостной убийцей. И себя, мечтающую лишь о смерти подруги. Она не понимает, как удалось сломить все хорошее, что в них было, так быстро и беспощадно. Она проклинает себя за былые желания, которые судьба насмешливо исполнила. Сейчас она не понимает, как вообще могла об этом подумать. Будто была отравлена сладким ядом, околдована.
В конце четвертого дня трибутов лишь шестеро. Кристина жива. И скоро она победит.
Лавиния убегает из дома, прочь от поседевшего отца, слоняясь по холодным улицам.
А вернувшись, находит новый знак.
Капитолий уже выбрал себе победительницу и видимо с готовностью исполнил ее маленькую прихоть.
Кровь, снова кровь, но теперь не по другую сторону экрана. Теперь она вязкая, липкая, отдающая тошнотворно-сладким запахом.
Ее отец лежит мертвый в собственной гостиной. До смерти забитый плетями. Лавиния узнает эти следы. Такие она видела на животе Кристины.
Она бежит прочь к своей последней опоре и, подавив страх и стыд за отца, рассказывает Ксандеру обо всем.
Юноша принимает решение молниеносно – бежать из Дистрикта. Лавиния по прежнему слаба и беспомощна, но сейчас у нее нет времени думать об этом. Как и на размышления и здравый смысл.
- Куда мы пойдем?
- В тринадцатый.
- Он же заброшен, - слабо возражает Лавиния.
- Как знать, - улыбается Ксандер, - по крайне мерее мы сможем так скрыться.
Лавиния теряет счет дням, отважно продираясь через леса. Ветки царапают ее лицо, рвут одежду, но Лавиния безропотно сносит все удары, потеряв счет дням и ночам, местам и названиям. Она уверена, что игры уже кончились, и Кристина ищет ее, бежит за ней с лезвием в руке.
Лавиния не ожидала от себя, что выдержит столько. Первые дни пути были намного проще – они сбежала на лошадях, с трудом сумев протащить их через ограду. Но загнанные животные вскоре пали, не выдержав изнурительного темпа. Лавиния никогда не подумала бы, что будет так просто спать на холодной земле, когда тебя греет лишь тепло лежащего рядом. Лишь любовь и благодарность к Ксандеру помогали ей хоть на короткие мгновения забыть о смертельной опасности. А тот, оказывается, знал о жизни в лесу намного больше, чем она. Ксандер оказался намного более подкованным в этом вопросе, чем Лавиния могла от него ожидать. Ей странно видеть его в изношенной одежде и с грязными волосами, с отрастающей щетиной, весь его сегодняшний вид разрушал образ сына богатых родителей, который она знала и любила с детства.
- Что ты делаешь? – юноша с перекошенным от испуга лицо выбил из ее руки горсть темных ягод.
- Я искала еду.
- Это морник! Они ядовиты, не смей их трогать! Мгновенная смерть от одного укуса. Какое счастье, что я оказался поблизости.
Лавиния обнимает его, не веря тому, как легко избежала гибели. А после долгим взглядом смотрит на ягоды и прячет их в карманах.
Лавинии кажется, что они прошли целый Панем, когда их настигает рев двигателя.
Ксандеру хватает ее за руку, и они бегут через такой нескончаемый лес, уже зная, что обречены. Капитолий нашел их, выслал за ними в след планолет. В голове Лавинии пульсирует мысль о Кристине. Силы на исходе, планолет летит за ними, не снижаясь, будто желая немного помучить их перед смертью.
Ксандер не позволяет ей сдаться, пытаясь ее ободрить. Его последняя фраза так и остается незаконченной – штык, выпущенный с планолета, протыкает его насквозь.
Лавиния кричит, не чувствуя на себе сеть, кричит его имя, не зная, что это ее последнее в жизни слово, которое некому услышать.
Почти некому. Перед тем, как сеть опустилась на ее, сковав движения, она замечает в листве две пары глаз. Серые глаза пугают ее до полусмерти, от них нельзя ждать помощи, на которую она так по-детски надеется. Ведь у Кристины такие же стальные серые глаза.
Она не помнит поездку в планолете, которую ей милостиво позволил проспать укол снотворного. Она просыпает в белой холодной комнате, так похожей на снежную Арену.
И ей кажется, что сейчас фигура Кристины выскользнет из ослепляющего белого света и перережет ей горло лезвием.
Лавиния смеется, когда видит сияющее лезвие скальпеля.
Кристина.
Разве не Кристина отрезает ей язык, проливая алую кровь на белый халат, так похожий на парадное одеяние?
Когда Лавиния понимает, где оказалась, ее тело трясется от беззвучного смеха – другого в ее жизни не будет.
Раскрашенные лица, яркие одежды, сытые, довольные, хищные улыбки.
Сбылась ее идиотская, порочная мечта.
Лавиния в Капитолии. Не в роли трибута, а в роли безгласой служанки.
Эти люди выворачивают ее душу наизнанку – они знают о ней все на свете. Кристина наверняка рассказала обо этом своему ментору. О любви отца и его жестоком замысле. О странных нарядах Лавинии и ее невысказанных грезах. Они смеются над ней, считая, что оказали ей милость, исполнив заветную мечту.
Лавиния не слушает их, думая о морнике, когда до ее сознания долетает случайно брошенная фраза – Игры еще идут. Трибуты оказались умными. Их осталось двое. Кристина и ее последний соперник, измученные холодом и голодом, пока скрываются друг от другая, планируя последний удар. Или просто выжидая.
Морник в кармане изношенных джинсов приобретает для Лавинии совсем другое значение.
Капитолийцы запирают ее одну, кинув в насмешку ей яркое вечернее платье цвета старого вина. Как она мечтала о прекрасных нарядах давно, в прошлом. А теперь они приказывают ей привести себя в порядок, ехидно намекая на то, что ее хорошенькое тело придется ментору ее дистрикта по вкусу.
Лавиния смотрит на морник.
Быть может, стоит убить себя сейчас, мгновенно, избежав мучительного расчленения и ударов хлыста? Разве она хотела жить такой жизнью – искалеченной, никчемной? Слугой, проституткой?
Она вспоминает проткнутое колом тело Ксандера. Истерзанное плетью тело отца. Но все эти картинки перекрывает искаженное ненавистью лицо Кристины.
Близкие люди не пожелали бы ей такой жизни. На секунду у нее мелькает кощунственная мысль о том, что она рада, что они мертвы. Они бы этого ей не пожелали.
Но она хочет жить! Она сражалась за эту жизнь слишком долго, чтобы бесславно умереть в капитолийской клетке.
И ментор – это шанс.
Кристина жила ради мести, так почему же Лавиния не может этого?
Ведь они подруги, и всегда понимали друг друга так, как никто другой.
Лавиния прячет морник в складках платья и смело отправляется к ментору.
На секунду ей становиться его жаль. Еще молодой, но уже постаревший мужчина с сединой, морщинами и без намека на счастье в глазах. Победитель. Рад ли он этой жизни? Вряд ли, если заполняет ее алкоголем и капитолийскими проститутками. Но кроме бутылки вина, она замечает еще кое-что. Коробки. Наверняка с припасами для отправки на Арену.
В пьяных глазах ментора похоть сплетается с жалостью. Он кивает, перехватив ее взгляд.
Лавиния рада, что Ксандер не видит этот позор, эту постыдную измену. Она пытается расслабиться, жалея, что у мужчины не светлые волосы. Тогда бы ей было легче. Она могла бы сказать тебе, что это Ксандер, первый и единственный. Но тело кричит от неправильности чужих прикосновений, поцелуев и толчков. Лавиния рада, что он позволил ей отвернуться к стенке – так она не видит чужого лица и прячет свое, искаженное гримасой.
Это совсем не больно. Просто это унизительно.
Ментор спит, а Лавиния шарит в тяжелых складках платья, а после зажимает в руке морник. Они бесшумно раскрывает коробки, ища еду. Кристина наверняка хочет есть. Какой бы она ни была сильной, она измучена голодом. Лавиния находит бутылку и выжимает туда сок из ягоды. А после ждет пробуждения ментора, стараясь не смотреть ему в лицо.
Как личная рабыня, она сидит рядом с хозяином, пристально вглядываясь в экран, впервые за много дней, которым она потеряла счет. А ментор уже отправил подарки.
Кристина своим отточенным лезвием срезает веревки маленького парашюта. Бумеранг ложится ей в руку, не поранив, а посылка падает к ее ногам.
Лавиния рада, что ей отрезали язык, иначе она бы закричала от волнения. Она не дышит, а сердце ее замирает.
Кристина жадно разрывает посылку и вытаскивает из нее бутылку. Она пожимает плечами, глядя на фиолетовую воду. Ментор удивленно поднимает бровь. Лавиния замирает.
Кристина припадает к бутылке, а после падает на снег. Белая королева повержена, ее венок расцветает не ярко-алым, а бледно-фиолетовым цветом. Вокруг нее не кровь, а пролитая вода.
Сердце Лавинии начинает стучать со звуком выстрела.
Лавиния беззвучно повторяет слова диктора, объявившего победителя 72-х Голодных Игр.
@темы: фанфики
-
-
15.10.2012 в 01:06-
-
15.10.2012 в 01:52-
-
15.10.2012 в 22:28-
-
16.10.2012 в 00:14