Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: «Голодные игры»
Персонажи: Финник, Энни
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
читать дальше
Трибут дистрикта-7 был выше. Сильней. Массивней. И, само собой, старше Финника.
Но там, у Рога изобилия, ему не удалось добыть ничего. А Финник взял и копья, и дротики, и ножи.
Трибуту казалось – победит. Трибут не заметил, как из рукава куртки Финник тянет нож с острым лезвием. Он тихо, сквозь зубы зашипел, прыгнул, занося кулак над головой. И рухнул с рассечённым горлом.
Через секунду Финник услышал в небе гул мотора планолёта. Спрятал нож в рукав и зашагал обратно, к своей стоянке у большого покатого валуна.
Да, убивать ножами и копьями от Рога – легко. А потом, на завтра вечером, стало вдвойне проще.
На нагретый камень сверху плавно опустился серебряный парашют. К нему, сверкая на жарком солнце, был привязан трезубец от спонсоров.
Теперь – пустяк. Сплести сеть из крепких стеблей виноградной лозы, недаром дистрикт-4 – рыболовство. Подстеречь трибута. Накинуть сеть. И прикончить – пока барахтается, кричит и зовёт на помощь.
Прикончить. Пятый дистрикт, Первый, Одиннадцатый, Двенадцатый… Друг за другом. Одного за другим. Рука Финника, нож в ней работали сами. Быстро, точно, скоро. На рефлексе, на автомате. Накинуть сеть, полоснуть по горлу. Накинуть-полоснуть, накинуть-полоснуть. И нет нужды в мыслях. Не надо раздумывать, решать, задавать вопросы. Даже смотреть – не надо, рука всё сделает сама по себе.
На рефлексе. На автомате. Одного за другим.
Первый раз Финник убил четыре дня назад, в начале Голодных игр. Он бежал от Рога изобилия, а другой трибут – дистрикт-12 – гнался за ним. Догнал. Зажал в тупик между двумя огромными камнями. И занёс кулак, чтоб проломить череп.
У Рога Финник добыл ножи и копья. Один клинок был зажат правой ладонью, в рукаве – трибут Двенадцатого не заметил. Он не заметил и потом – когда Финник, выхватив нож, с размаху вонзил лезвие ему в живот.
Трибут упал. С хрипом, с шипением и сдавленным проклятьем. Он скорчился на траве, пытаясь зажать руками рану. И умер, быстро умер, в луже ярко-красной крови.
Тот день Финник забыть не смог. До сих пор слышал глухой, короткий удар пушки. И моторы планолёта в небе вдали. А ещё была мысль, страшное и быстрое осознание – на Играх всё не так. Не так, как он думал, как ему рассказывали в родном дистрикте-4.
За время до Шестьдесят пятых Голодных игр Финник привык, что все восхищаются им. Соседи по дистрикту, трибуты на тренировках, жители Капитолия на параде, Цезарь Фликерман на интервью… Все хвалят, уделяют внимание, говорят: «Ты победишь».
И Финнику это нравилось. Он впитывал всеобщее обожание, купался в нём, считая, что целиком и полностью заслужил. А потом, после выигрыша в Голодных играх, славы и почёта будет больше в разы. Будет роскошь, богатство, дом в деревне для чемпионов. Он победит. Ну, ещё бы – ведь ему выпала честь вызваться добровольцем от Четвёртого дистрикта!
Финника готовили. Тренировали. Учили всему, что нужно на арене для победы. И он выиграет, конечно, выиграет. Он – а не Клэр, его напарница, чьё имя выбрано на Жатве. Так решили в Четвёртом. Финник должен стать их победителем – самым юным в истории Игр.
С Клэр он разделался в первую очередь. После того, конечно, трибута из дистрикта-12. Девчонка пошла после Рога за ним. Прибежала к его стоянке, считая, видимо, что они будут командой. Финник помнил приказ ментора. И, коротко взмахнув копьём, за секунду его исполнил.
Потом Финник вернулся к Рогу изобилия и нашёл там трибутов-профи. Они с радостью приняли его в команду. И два дня дружно кружили по арене, убивая подряд встречных, - пока, в конце концов, Финник не убил их самих.
Это было просто. До смешного, наверное, просто – подождать, когда уснут, и вырезать бесшумно и незаметно. Планолёт забрал тела под глухой стройный гром пушки. И все припасы, всё оружие досталось Финнику.
Не спеша, методично он ходил по арене и убивал. Исключая профи, никто на Играх не заключал союзов. С одиночками справиться было просто. А потом, с трезубцем, стало проще вдвойне.
«Победи. Победи. Ты должен победить. Победи».
Когда рука сама, на автомате, делала своё дело – в голове Финника стучали эти слова. Победи, выиграй, ты должен, победи – он часто слышал и дома, и от ментора, и от стилиста. Победить, конечно. Ни один год его готовили, тренировали, учили как профи – для победы. Разве может быть по-другому?
Но только вот… иначе всё, чем Финник думал.
Голодные игры – игра. Соревнование. Весёлая, увлекательная эстафета – кто быстрей, сильней, кто хитрей и проворней. Почему игры Голодные? Если со смекалкой и подготовкой всё в порядке – труда не составит добыть припасы, у Рога или прочих трибутов.
А победа в Играх – почётна, само собой. Богатство, роскошь для родного дистрикта. Свой дом в деревне победителей. Приглашения в Капитолий, съёмки для экранов, интервью, поклонники. Когда Финнику впервые сказали, что ему выпала честь стать участником– он подумал с восторгом: «Будет весело».
Только вот теперь – отнюдь не весело.
Финник до сих пор видел глаза – дикие, безумные – того трибута из дистрикта-12. Ощущал, как кулак завис над ним, чтоб проломить череп. Нет, парень пришёл на арену не поиграть, не поучаствовать в забавном соревновании. Он был готов убить Финника. В ту секунду, когда зажал его между камнями – по-настоящему готов убить. А смерть – это не проигрыш, не досадное поражение, после которого ты, впрочем, всё равно вернёшься домой. Смерть – это навсегда.
И Финник убил трибута дистрикта-12. Убил – по-настоящему, не убрал с пути, как соперника – убил. Чтобы выжить. Чтобы дотянуть до победы. Чтоб не убили его самого.
Не играть нужно на Голодных играх. Убивать.
«Соперники». Да, так с того дня Финник стал звать других трибутов. Чужим, посторонним, безликим словом. Враги, преграда, соперники – это бездушное, далёкое, неживое. Нечто вроде манекенов в зале дома, картонных мишеней в Тренировочном центре Капитолия. Соперники. Они мешают победе, они – препятствия на пути к заслуженному призу. Их просто надо убрать. Устранить с пути, смахнуть с дороги – и выиграть.
Соперники. Не люди, не живые люди.
Так Финник твердил себе, убивая последнего трибута. Девчонка – старше его, да, но тонкая, хрупкая и слабая. Она почти не вырывалась. Лежала на земле под сетью, тараща огромные испуганные глаза, пока он не нагнулся к ней и не перерезал горло.
Так Финник твердил себе, когда планолёт вёз его в Капитолий.
Поздравления. Почёт. Восхищение. Восторг. И улыбки вокруг, лица, слова, чьи-то руки, обнимающие его. И дом, где, конечно, Финника поселили в деревне победителей, окружили богатством, роскошью и всем, что душе угодно.
Об этом Финник мечтал – тогда, давно, в другом мире, до Голодных игр. А теперь…
Теперь он твердил себе одну, будто выжженную на мыслях, фразу. Когда после победы смотрел фильм о Голодных играх; когда в своём дистрикте видел лица родителей Клэр; когда потом, в Капитолии, его стали передавать из рук в руки, как самого юного, красивого, желанного чемпиона… Финник твердил себе: «Они были не люди. Не люди. Не люди».
Только не сломаться. Только не упасть.
Только не сойти с ума.
***
Диего не мог вырваться. Он не мог и просто пошевелиться – слишком крепко сжал его трибут дистрикта-5.
А потом время замерло. Запнулось на секунду – и вязко, с трудом поползло, как в замедленной съёмке. Энни видела всё. Каждую деталь, каждую мелочь. Взмах секиры рукой трибута. Короткий, хриплый крик. Удар тела о землю. Глухой гром пушки. И Диего нет.
Энни захлестнула волна острого, холодного, дикого ужаса. Она словно вросла в куст, за которым пряталась. И смотрела, не в силах отвести глаза – как трибут Пятого проводит указательным пальцем по лезвию секиры; как вытирает сталь о штанину, очищая от крови Диего; как улыбается, кривя губы усмешкой.
«Нет. Нет, нет, нет!»
У Энни больше не было, не было сил смотреть. Она вскочила, она метнулась прочь от кустов, от этой поляны. И бежала, бежала, бежала – вглубь арены, в чащу, не глядя под ноги. Перед глазами плыло. В груди кончился воздух, жгло острой, горячей болью. Голова кружилась. В ушах звенело. Бежать, не останавливаться, бежать…
Деревья вокруг ожили. И тянут, тянут к Энни тонкие, костлявые руки, чтобы схватить. А сзади грохочут, сминая листья под ногами, шаги трибута дистрикта-5. Он гонится за ней! Он хочет её убить – как Диего, убить… Диего… нет, нет, нет…
Энни запнулась ногой о корень. И кубарем полетела вниз, по склону, в маленький глубокий овражек. Небо крутилось у ней перед глазами, всё прыгало, стучало, мешалось красками – пока, наконец, не замерло.
Энни долго лежала с закрытыми глазами. Она не знала, где находится, куда идти. Она просто лежала – подтянув колени к груди, зажав уши руками. Нет. Шагов нет. Если закрыть уши – может быть, их не будет, и тот трибут не найдёт её, не убьёт… нет…
В небе прозвучал гимн Капитолия. Энни открыла глаза. И наверху, в темноте, увидела лицо Диего. Диего улыбался.
Они всегда сидели в школе за одной партой. Жили рядом, вместе ходили на уроки, делали задания – так и подружились. А потом Энни выбрали участником Голодных игр – и ей почудилось, что весь её мир рухнул.
Она не могла сделать шага от ужаса. Не могла ничего сказать, даже шевельнуться. А распорядитель сделал знак – и миротворцы, под руки, потащили её на сцену. Энни думала – умрёт там, прямо там.
Но вместо второго трибута вызвался Диего. И потом, в поезде, сел рядом с ней, взъерошил волосы и весело, улыбаясь, сказал:
- Не бойся, Эн. Мы же вместе.
Диего не объединился с другими профи – хотя ментор приказал ему. У Рога изобилия он схватил Энни, застывшую на месте, за руку. И потащил глубоко в лес, где нашёл озеро и поймал им рыбы на ужин.
Да, они были вместе. Всё время вместе. Пока однажды, поджаривая рыбу на костре, не услышали шорох шагов в лесу.
Диего толкнул Энни к кустам, окружавшим поляну у озера. Крикнул ей: «Прячься!», сказал, что они убегут, исчезнут незаметно, что они успеют…
Но Диего не успел. Едва Энни юркнула в кусты – на поляну выскочил трибут дистрикта-5. И он убил Диего.
Далеко над головой темнело и светлело. Звучал гимн, мелькали лица. А Энни хотелось умереть – прямо тут, в овражке, лежать и лежать, пока не умрёт. Только не наверх. Нет, нет, только не наверх!
Там разговаривали трибуты. Много, много трибутов, всюду, со всех сторон – они смеялись, кричали, они ходили, чтобы убить Энни.
Всюду было лицо трибута, который убил Диего. И Энни сворачивалась клубком, сжималась в комочек, пытаясь забиться дальше, сильнее, глубже. Он не заметит её, не услышит, нет, нет, нет…
Всюду был Диего. Много Диего. В крови, с пробитой головой, с пустым, мёртвым лицом. Он звал, звал Энни, он тянул к ней руки и касался её щёк. Энни вскакивала, Энни кричала, просыпаясь мокрой от пота – но лязг металла, шаги, крики не смолкали, не исчезали, они были всюду, всюду, всюду…
Энни зажимала уши руками, чтобы не слышать.
Однажды она проснулась от чего-то холодного, влажного на лице. Открыла глаза, села, оглянувшись по сторонам – и увидела воду. Тонким, узким ручейком та стекала сверху в овражек, потом всё сильней, сильней, сильней…
Энни в ужасе выскочила из оврага. Волна ледяной воды захлестнула её, забивая рот, уши, не давая дышать… Энни забила руками по воде, забарахталась, смутно видя сквозь туман перед глазами – вся арена залита водой.
Дистрикт-4 – рыболовство. Умение плавать с раннего детства было внутри Энни. Она, широко, изо всех сил загребая руками воду, метнулась к верхушке дерева рядом. Вцепилась в неё, обхватила руками и ногами, дышала, с трудом глотая воздух.
Нет. Только не умереть. Нет, нет, нет!
Когда дерево до конца ушло под воду, Энни, отчаянно колотя руками, поплыла к следующему. К следующему. И ещё, ещё, ещё. Только верхушки самых высоких деревьев виднелись – другие глубоко и прочно завязли под водой.
Всюду кричали трибуты. Всюду они тонули, тонули, с головой накрытые волнами, захлёбывались, звали на помощь и тонули. Нет. Нет, нет, нет, только не умереть, только не умереть, нет…
Энни в ужасе колотила руками по воде, от одного дерева к другому.
Где-то над головой ударил гонг. С неба спустилась лестница, планолёт, арена, Капитолий, дом, арена… Энни забилась в угол, зажимая уши руками. Всюду кричали трибуты, плескала вода, парень из Пятого убивл Диего, кровь, лязг, голоса, нет, нет, нет…
Один трибут вдруг тянет руку к Энни, касается её плеча. Энни дёрнулась. Закричала, вжалась глубже в стену, спасительную стену, и по щекам побежали слёзы, стекая за воротник. Нет. Нет, нет, нет. Не трогай меня, не убивай, только не умереть, нет!
Иногда наверху, в кружке жёлтого яркого света, мелькали знакомые лица. Мама. Ментор. Одноклассники. Соседи. Но, вспыхнув, они исчезали – и снова кровь, крики, плеск, вода, звон металла, Диего, Диего, Диего…
***
Эта девушка вернулась домой чудом. Счастливой случайностью. Он знал – для победы готовили её напарника, Диего. Диего должен был стать победителем Голодных игр. Но его убили - почти первым, в самом начале, трибут дистрикта-5.
А потом случилось землетрясение. Прорвало центральную дамбу. И вся арена ушла под воду. Девушка выжила потому, что плавала лучше других. Редко в каком дистрикте были водоёмы.
Он видел её по телевизору – тогда, после победы. Первый и последний раз.
Девушка сошла с ума. Сидела в комнате на полу, вжавшись в стену, никого не узнавала, зажимала уши руками. Кричала порой. Бормотала себе под нос. А больше молчала – шарахалась от рук людей и молчала, слепо глядя в стену.
На экране она больше не появлялась. На тур победителя, в Капитолий не ездила. Конечно, её держали подальше от цепких камер – кому хочется, чтоб узнали о спятившей чемпионке?
Спятившая чемпионка. Так жители дистрикта-4 звали её. Никому не было жалко девушку. На неё ходили, первое время, смотреть – как на зверя в клетке зоопарка. Потом ухаживали – немного, чуть-чуть, со смешанным чувством снисходительности и презрения. А потом забыли о ней.
Мать отказалась от девушки – так слышал он. Попросту перестала обращать на неё внимание. И наняла сиделку – старую женщину, которая кормила, мыла, одевала девушку.
Жители дистрикта-4 разочарованы, само собой. Диего – вот кто должен был победить. Красивый, сильный, жизнерадостный юноша. Не эта слабая, мягкотелая девчонка, сошедшая с ума.
Он сам не знал, зачем пошёл в дом к этой девушке. Зачем попросил женщину-сиделку отдать опеку над ней ему.
Девушка сидела в углу комнаты – на полу, сжавшись комком. Волосы её спутались, руки зажимали уши, губы отчаянно шептали что-то. Он подошёл к ней, присел рядом на корточки. И долго вглядывался в её маленькую, совсем детскую фигурку.
Спятившая чемпионка. Так, снисходительно и отстранённо, звали девушку жители дистрикта. А он, в эту секунду, вдруг ясно, чётко увидел в ней – себя.
Победитель. Почётно, гордо, громко звучит – казалось ему раньше. Но победитель Голодных игр – это диагноз. Это клеймо. Это рана, рубец глубоко внутри, выжженный, вытравленный, вечный. Его не убрать. Его не залечить никакими лекарствами. Победитель – это навсегда.
Эта девушка, сумасшедшая, спятившая девушка была похожа на него. Он сам каждый день держал себя от безумия. Видел перед глазами, каждую ночь, лицо первого убитого трибута, глаза девчонки, последней – и других, многих других. Он слышал, как гулко грохает пушка. Он слышал, как кричат, зовут на помощь, умоляют пощадить.
И день за днём он твердил себе, уговаривал себя. Не упасть. Не сломаться. Не сойти с ума, нет, только не сойти с ума…
Соседи, родственники, друзья – все восхищались им. «Победитель» - в их глазах почётно, громко, гордо, красиво. Он – самый юный чемпион Голодных игр. Его можно возить по Панему, показывать по телевизору, пускать по рукам.
А он и не против, верно. Он улыбается, смеётся, гуляет в кругу поклонников, крутит лёгкие романы то с тем, то с другим. В его жизни всегда музыка. Всегда яркие краски, голоса, праздники, балы и всеобщее обожание. Он привык к такой жизни. Он почти убедил себя, что ему это нравится. Он почти втолковал себе, что те соперники на Играх – не были живыми людьми.
Но каждый день, каждый час и каждую минуту он чувствовал – его сознание раскалывается на кусочки. Оно на грани. Ещё капля, ещё самая чуточка – и он сойдёт с ума.
Жители дистрикта-4, капитолийцы… Они не знают, что такое на самом деле Игры. А эта девушка – знает. Она не спятила. Она просто там – ещё там, на своих Голодных играх.
С того дня самого юного победителя Голодных игр стали часто видеть рядом со спятившей чемпионкой.
Женщина над её головой кричит, машет руками и дико вращает глазами. Голос, тонкий, резкий, звенит в голове.
Она зажала уши руками. И подтянула колени крепче к груди. Может быть, так она сумеет спрятаться, стать меньше, может быть, так её не найдут, не убьют трибуты, как Диего…
Яркий жёлтый свет вдруг заслоняет чья-то фигура. Не женщины, другая. Это юноша – он склонился к ней, протянул руку, чтобы коснуться.
Она дёрнулась. Но он осторожно, невесомо тронул её за плечо. И сказал тихо:
- Я понимаю.
Юноша стал приходить к ней каждый день. Он молчал. Но садился с ней рядом, сжимал её руку своей рукой, кормил её, ухаживал за ней… Он не кричал. Не замахивался на неё, не грозил, как та женщина. Юноша был… тёплым. Тёплые пальцы рук, тёплый запах – скошенной травы, земли и солнца, - тёплый ласковый голос. И тепло. Тепло, которым он окрасил мир вокруг неё.
Крики, плеск, вода, лязг металла. Она до сих пор слышала их. Она до сих пор жалась туда, в угол комнаты, закрывая уши руками. Но ему, тёплому юноше, было достаточно сказать слово. Тронуть её волосы, склонить голову к плечу, легко улыбнуться. И Игр – нет.
Она часто смотрела на него и вспоминала - слова в тот, первый день. «Я понимаю». А однажды она услышала, что и он когда-то давно, пять лет назад, победил в Голодных играх.
Да. Он понимает.