... на вопрос, что она любит больше всего, Рута, не задумываясь, отвечает: музыку.
– Музыку? – удивляюсь я. Для меня музыка по части полезности занимает место где-то между бантиками для волос и радугой. Да и то – по радуге можно, по крайней мере, погоду узнать. – У тебя есть время на музыку?
– Мы поем дома. И на работе тоже. Поэтому мне нравится твоя брошь.
Рута показывает на золотую сойку-пересмешницу, о которой я уже совсем и думать забыла.
– В вашем дистрикте водятся пересмешницы?
– Полно. С некоторыми я даже подружилась. Мы можем часами петь друг другу песни. А еще они передают вести.
– То есть как?
– Обычно я сижу выше всех на деревьях и первая вижу флаг, когда рабочий день заканчивается. Тогда я пою коротенькую мелодию. Вот так. – Рута открывает рот, и из него раздаются четыре нежные, чистые нотки. – А пересмешницы в саду подхватывают ее, и сразу все знают: на сегодня работа кончилась.
Я отстегиваю брошь и протягиваю Руте:
– Возьми. Для тебя она значит больше, чем для меня.
– Музыку? – удивляюсь я. Для меня музыка по части полезности занимает место где-то между бантиками для волос и радугой. Да и то – по радуге можно, по крайней мере, погоду узнать. – У тебя есть время на музыку?
– Мы поем дома. И на работе тоже. Поэтому мне нравится твоя брошь.
Рута показывает на золотую сойку-пересмешницу, о которой я уже совсем и думать забыла.
– В вашем дистрикте водятся пересмешницы?
– Полно. С некоторыми я даже подружилась. Мы можем часами петь друг другу песни. А еще они передают вести.
– То есть как?
– Обычно я сижу выше всех на деревьях и первая вижу флаг, когда рабочий день заканчивается. Тогда я пою коротенькую мелодию. Вот так. – Рута открывает рот, и из него раздаются четыре нежные, чистые нотки. – А пересмешницы в саду подхватывают ее, и сразу все знают: на сегодня работа кончилась.
Я отстегиваю брошь и протягиваю Руте:
– Возьми. Для тебя она значит больше, чем для меня.
(Г.И.)